Базз пошарил. Раздалось завывание сирены, волна за волной. Они промчались сквозь небольшой городок Кэтскилл, встречные машины шарахались от них во все стороны – хотя сколько там было тех встречных машин. Эд Уандер подозревал, что большая часть города сейчас на представлении Таббера.

Они уже видели сцену действия. Там пылал огонь. Когда подъехали еще ближе, стало ясно, что горит палатка.

Повторялась сцена линчевания киномеханика в Кингсбурге. Все было примерно так же, только масштаб в десять раз больше. Далеко за пределами возможного вмешательства полиции.

Толпа насчитывала несколько тысяч людей. Они ревели, кричали, визжали, верещали. Но на периферии люди просто толпились вокруг, они не могли увидеть, что происходит в середине. Толпу подавлял и сковывал ее же собственный размер.

С высоты ховеркара Эд Уандер и Базз Де Кемп ясно видели происходящее. В самом центре Иезекиль Джошуа Таббер и его дочь бились о толпу, их силуэты четко рисовались на фоне горящей палатки. Не было и следа других последователей отвергнутого пророка. Несмотря на всю напряженность момента, у Эда мелькнула мысль по этому поводу. Иисус был предан всеми учениками, даже Петром, когда его схватили римляне. Куда делись последователи Таббера, неважно, как мало их ни было? Где пилигримы пути в Элизиум?

Эд нажал на рычаг подъема, поднимая машину на высоту десяти футов, устремился в центр орущей, размахивающей кулаками и палками толпы. Толпа пылала ненавистью. Наводящий ужас запах ненависти и смерти, который редко можно встретить где‑нибудь еще, кроме как в толпе и в битве. Вопли слились в один мощный вой ревущей ярости.

– Это невозможно, – прокричал Базз. – Давай выбираться отсюда. Слишком поздно. Они схватят и нас тоже!

Глаза репортера выпучились от страха.

Эд ринулся в центр свалки.

– Держи руль, он на ручном управлении! – крикнул он Баззу. – Опусти машину прямо перед ними.

Эд перебрался через спинку на заднее сидение. Он там кое‑что заметил раньше. Базз Де Кемп схватился за руль, пытаясь затормозить, а Эд в тот же миг выхватил автомат из чехла.

– Эй! – крикнул ему репортер с вытаращенными глазами.

Эд ногой выбил стекло из правого заднего окна. Сирена продолжала завывать. Вожаки толпы – десяток вожаков, держащих бородатого пророка, который казался совершенно потрясенным и Нефертити, которая кричала и царапалась, пытаясь пробиться к отцу, – уставились наверх. Они только сейчас обратили внимание на сирену.

Эд высунул автомат в окно и направил вверх. Он никогда не держал в руках похожего оружия. Он нажал на спуск, и рев выстрела, рванувшись назад в тяжелый ховеркар, оглушил его. Одновременно его ударило отдачей.

По крайней мере, это подействовало. Люди внизу бросились врассыпную. Эд опустошил обойму в воздух.

– Вниз! – крикнул он Баззу.

– Не сходи с ума! Мы не можем…

Эд перегнулся через сиденье и ударил по рычагу подъема. Еще прежде чем машина коснулась земли, он распахнул дверцу. Пользуясь полицейским автоматом как дубинкой, нанося удары направо и налево, он бросился к шатающемуся старику.

Сама дерзость нападения привела к его успеху. Вращая тяжелое оружие, которое он держал за обжигающе горячий ствол, Эд тащил и подталкивал отвергнутого реформатора к машине и втолкнул его на заднее сиденье. Затем развернулся и, угрожая ошеломленной и временно бездействующей толпе автоматом, как будто он был заряжен, закричал:

– Нефертити!

Девушки не было видно.

– Давай убираться отсюда! – возопил Базз.

– Заткнись! – взревел Эд.

Нефертити, плача и хромая, в растерзанной одежде, пробилась сквозь ряды обескураженных линчевателей.