– Господи, – трепеща, прошептал Гордон. В его глазах блеснули слёзы. – Как я люблю все это!
Что‑то мягкое толкнуло Артура и принялось обнюхивать его. Он насторожился, но, услышав повизгивание, все понял. Это был любимец Марти, трёхмесячный шоколадный лабрадор Годж. Должно быть, он увязался за Артуром от самого дома. Гордон почувствовал, как холодный нос щенка уткнулся ему в ладонь, и обхватил собачью голову руками.
– Зачем ты ушёл так далеко? Что, твой маленький хозяин обидел тебя? Не обращает внимания?
Годж уселся и, виляя задом, стал бить хвостом по мокрым листьям. Свет звёзд отражался в его тёмных, влажных, загадочно глядящих глазах блестящими точками.
– Зов предков… – объяснил сам себе Артур. – Притяжение дикой природы…
Годж отпрыгнул и угодил передними лапами в воду.
В жизни Артура было три собаки. Первую – старую лохматую колли – он унаследовал, будучи в возрасте Марти, после смерти отца. Отец и собака души не чаяли друг в друге, и колли сохранила тот же стиль отношений с новым хозяином, хотя Артур и не сразу смог оценить честь, ему оказанную. Позже он начал подозревать, что отец каким‑то образом передал собаке некоторые из своих качеств – настолько та была обаятельной и любящей. Он надеялся, что Марти и Годжа свяжет такая же тесная дружба.
Собаки способны укротить самого строптивого ребёнка и прибавить уверенности самому робкому. Артур научился послушанию. Марти же – смышлёный застенчивый мальчик – начинал понемногу обретать веру в свои силы.
Марти играл со своей двоюродной сестрой на газоне, расположенном в конце внутреннего дворика. Бекки, хорошенькая шалунья, в которой энергия преобладала над здравомыслием – что, впрочем, простительно в её возрасте – принесла с собой марионетку‑обезьянку. В её руках кукла ожила и издавала пискливые стрекочущие звуки, скорее напоминающие птичье пение.
Марти возбуждённо хихикал, и его тонкие девчоночьи смешки разносились по всей рощице. Он был безнадёжно влюблён в кухину, и здесь, в этом отрезанном от всего мира месте, где никто, кроме Марти, не мог развлечь её, Бекки не стала пренебрегать им. Но она частенько бранила своего кавалера голосом, исполненным достоинства, за его «дурацкое» поведение. «Дурацким» было всё, что приходилось ей не по нраву. Марти отвечал на придирки тоскливым молчанием: он ещё не настолько повзрослел, чтобы понять причину своей уязвимости.
Гордоны жили в коттедже уже шестой месяц – с тех пор, как Артур перестал работать консультантом по науке при президенте Соединённых Штатов. За это время Гордон попытался наверстать упущенное за полтора года напряжённой работы. Он изучал астрономические и другие научные журналы, за один день просматривал месячные подшивки газет, уделял время последним аэрокосмическим исследованиям и каждый месяц летал на север, в Сиэтл, или на юг – в Саннивейл и Эль‑Сегундо.
Франсин без сожаления рассталась с суматошной столичной светской жизнью и вернулась к изучению древних кочевников, которых она знала и понимала гораздо лучше, чем её муж – звезды. Франсин занялась этой темой ещё в колледже. Она работала над ней не спеша, тщательно собирая доказательства, подтверждающие её теорию (как считал Артур, весьма спорную) о том, что природа степей Центральной Азии была причиной и движущей силой всех значительных исторических процессов. Со временем она собиралась написать книгу; собственно говоря, две тысячи страниц были уже на дискете. Заботливая мать внешно и книжный червь, исследователь в душе, она всегда привлекала мужа такой двойственностью.
Телефон прозвонил трижды, прежде чем Франсин успела поднять трубку. Из открытого окна спальни, выходящего на реку, донёсся её голос:
– Я поищу его.
Он вздохнул и разгладил брюки на костлявых коленях.
– Артур!
– Да?
– Крис Райли из Калифорнийского технологического института. |