| 
                                    
   
19 
Ах, вот скрипя шатнулась дверь, 
Игуменья подходит, 
Гласит: «Еще пизду измерь» 
И взорами поводит, 
И в руки хуй… но он лежит, 
Лежит и не ярится, 
Она щекочет, но он спит, 
Дыбом не становится… 
«Добро», – игуменья изрекла 
И вмиг из глаз сокрылась. 
Душа в детине замерла, 
И кровь остановилась. 
  
20 
Расстригу мучила печаль, 
И сердце сильно билось, 
Но время быстро мчится вдаль, 
И тёмно становилось. 
Уж ночь с ебливою луной 
На небо наступала, 
Уж блядь в постели пуховой 
С монахом засыпала. 
Купец уж лавку запирал, 
Поэты лишь не спали 
И, водкою налив бокал, 
Баллады сочиняли. 
  
21 
И в келье тишина была. 
Вдруг стены покачнулись, 
Упали святцы со стола, 
Листы перевернулись, 
И ветер хладный пробежал 
Во тьме угрюмой ночи, 
Баркова призрак вдруг предстал 
Священнику пред очи. 
В зелёном ветхом сюртуке 
С спущёнными штанами, 
С хуиной толстою в руке, 
С отвисшими мудами. 
  
22 
– «Скажи, что дьявол повелел», 
– «Надейся, не страшися», 
– «Увы, что мне дано в удел? 
Что делать мне?» – «Дрочися!» 
И грешный стал муде трясти 
Тряс, тряс, и вдруг проворно 
Стал хуй все вверх и вверх расти, 
Торчит елдак задорно. 
И жарко плешь огнем горит, 
Муде клубятся сжаты, 
В могучих жилах кровь кипит, 
И пышет хуй мохнатый. 
  
23 
Вдруг начал щёлкать ключ в замке, 
Дверь громко отворилась, 
И с острым ножиком в руке 
Игуменья явилась. 
Являют гнев черты лица, 
Пылает взор собачий, 
Но вдруг на грозного певца, 
На хуй попа стоячий 
Она взглянула, пала в прах, 
Со страху обосралась, 
Трепещет бедная в слезах 
И с духом тут рассталась. 
  
24 
– «Ты днесь свободен, Ебаков!» 
Сказала тень расстриге. 
Мой друг, успел найти Барков 
Развязку сей интриге 
– «Поди! Отверзты ворота, 
Тебе не помешают, 
И знай, что добрые дела 
Святые награждают. 
Усердно ты воспел меня, 
И вот за то награда» – 
Сказал, исчез – и здесь, друзья, 
Кончается баллада. 
  
  
  
  
  
Желал я душу освежить 
  
  
  
При жизни Пушкина напечатано не было, сохранился автограф. Датируется предположительно декабрем (не позднее 21) 1832 г. Опубликовано в 1903 г. 
Как известно, Пушкин ревновал свою супругу Наталью Гончарову совсем не без оснований. Гончарова была знатной кокеткой и любительницей флирта. Она со слишком очевидным удовольствием слушала комплименты (иногда весьма нескромные) своих партнёров по танцам, принимала кавалеров в отсутствии супруга, играла веером с заинтересованной улыбкой при других мужчинах. Пушкин же на это не стеснялся проповедовать мораль в письмах к Наталье, прикрывал страх за свою репутацию и простую ревность шутливой досадой и нежным дружеским подтруниванием. 
Из писем Пушкина Наталье, осень 1832 года: «Кстати, смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верхом не езди, а кокетничай как то иначе» (25 сентября). «Спасибо, жена. Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина  тебе не следовало, во первых, потому что при мне он у нас ни разу не бывал, во вторых, хотя я в тебе уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням» (27 сентября).                                                                      |