Преодолев его, она остановилась.

Ею овладело странное чувство – по эту сторону проволоки все казалось совершенно другим, как будто каменоломня была обособлена от леса. Лес действовал успокаивающе, а здесь, всего лишь через несколько шагов, Грейс почувствовала прилив беспокойства, даже страха.

Она уже наполовину обернулась к заграждению, намереваясь возвратиться, но затем пробормотала: «Не будь такой глупой» – и удивленная звуком собственного голоса, закрыла глаза и улыбнулась.

Подойти к краю кратера оттуда, где она стояла, было невозможно: переплетенные заросли папоротника, ежевики и других кустарников образовывали неприступный барьер по крайней мере тридцати футов шириной, и только благодаря склону холма можно было увидеть поверхность черной воды в яме. Грейс полагала, что с этого места ей открывалась почти половина кратера каменоломни.

Идти можно было лишь вдоль проволочного ограждения, но этот путь вел не к каменоломне, а от нее.

Через несколько ярдов Грейс заметила слева в стене папоротника узкий проход. Она стояла, смотрела на кусты и чувствовала, как ее вновь охватывает страх, на этот раз такой сильный, что она хотела повернуться и, как испуганный ребенок, броситься оттуда со всех ног.

Может, этот страх служил предупреждением о том, что здесь болото? Грейс попробовала почву ногой – земля оказалась твердой, как камень. Больше не раздумывая, Грейс встала на тропинку.

Хотя участок был открытый, здесь все равно было темно. Она шла медленно и осторожно, не зная, что ждет ее впереди – тропа все время делала крутые повороты. Сердце ее билось учащенно.

Неожиданно дорожка кончилась.

Грейс увидела водоем, походивший на небольшое озеро. Вода была неподвижной. Ни на поверхности, ни под водной гладью не было заметно никаких признаков жизни. Грейс отделяла от берега полоска в десять футов засохшей грязи. Она тянулась на некоторое расстояние и напоминала пустынный пляж. В дальнем конце «пляжа» почти вертикально возвышалась каменная стена, подступавшая к воде. Она была чистая и гладкая, будто отрезанная ножом. Справа Грейс увидела нагромождение валунов. Пройти можно было, пожалуй, только по этой прибрежной полоске.

Зачарованная, Грейс направилась к скале. Край ее находился не более чем в двух футах от воды. Огибая скалу, Грейс смотрела на воду, а потом, когда подняла глаза, то едва сдержала возглас изумления, приложив ладонь к губам: в каких-то двух, не больше, ярдах от нее лежал на земле Эндрю Макинтайр: руки – под головой, глаза закрыты, как будто он спал.

Но Грейс не успела ни удивиться, ни отступить – в следующий миг он уже вскочил и ошеломленно уставился на нее.

Так они изумленно смотрели друг на друга, пока Грейс не пролепетала:

– Я… извините. Я… не знала… – как и в тот раз, когда она, проходя по дороге мимо его дома, ощутила себя человеком, забравшимся в чужой сад, так и теперь она почувствовала, будто оказалась в спальне Макинтайра. Было похоже, что и он, и его родители способны создать вокруг себя атмосферу, в которой любой посторонний чувствовал себя неуютно.

– Я прогуливалась, – она все еще пыталась объяснить, как попала сюда.

Его молчание действовало на нервы, и Грейс уже хотела повернуться и уйти, собрав все достоинство, на которое она только была способна, как вдруг Эндрю заговорил. Просительные интонации его голоса принесли Грейс немедленное облегчение.

– Не уходите, пожалуйста, не уходите. Знаете, я молчал потому, что принял вас за… видение, – он говорил очень спокойно, выражение его лица было таким добрым, а поведение – таким непринужденным, что какое-то мгновение Грейс не узнавала в этом человеке прежнего сурового Эндрю Макинтайра. – Видите ли, почти никто не знает дороги сюда.

– Да, да, – она засмеялась нервным, высоким смехом.