Т. Джон хмыкнул. Это была расхожая шут­ка, поскольку «У Берли», местное заведение со стриптизом, пользовалось дурной славой, и сам же Уилсон приложил руку к тому, что на дверях его чаще всего висел замок.

Маринованный лук, немного овощей, гор­чица — вот и весь его ланч. Он купил бутылку кока-колы— поскольку пиво на работе он не употреблял, — пачку «Кэмела» и упаковку же­вательной резинки.

— Бон апетит! — шутливо напутствовала его Дори, наблюдая, как он, пятясь, пытается открыть дверь.

— Того же и тебе.

На улице, щурясь от полуденного солнца, Т. Джон заметил, что возле заведения Берли околачивается несколько подростков, и поду­мал, что скоро ему, видно, снова придется применить санкции. А жаль. Берли был слав­ным малым, исправно платил алименты трем своим бывшим женам и старался хоть сколько-нибудь разнообразить скучную жизнь их захо­лустья. Что с того, что девицы немного потря­сут грудью и повиляют задницей? Посетите­лям не позволялось никаких вольностей, к то­му же танцовщицы скрывали свои лица гримом и выступали под вымышленными именами. Берли лично следил за порядком и хоро­шо платил своим артисткам.

Однако несмотря на то, что Берли был движим самыми чистыми побуждениями, не­приятности все же случались. Слишком много выпивки, обнаженные девицы, разношерстная публика — многие чуть что хватались за ору­жие; если добавить ко всему этому агрессив­ную безапелляционность проповедей препо­добного Спирса, становилось понятно, почему предприятию Берли фатально не везло. Если не скандалили посетители, то роптали добро­порядочные прихожане. Что до Т. Джона, то он считал, что Берли давно пора отступиться. Тот же, казалось, свято верил, что сам Все­вышний наказал ему обеспечивать зрелищами местного обывателя.

Спирс мог сколько угодно изрыгать про­клятия, стоя на паперти, устраивать марши протеста и предавать анафеме богохульников, но Т. Джон знал, что многие члены паствы преподобного, являясь простыми смертными, по утрам в воскресенье страдают похмельем после обильных возлияний накануне в общест­ве полуобнаженных девок…

Задумчиво жуя свой сандвич, Т. Джон ог­ляделся по сторонам. Сегодня его меньше все­го интересовало заведение Берли— вот уже почти два месяца он ломал голову над загадкой пожара на лесопилке Бьюкененов. За делом надзирал Флойд Доддс, он ждал резуль­татов, надеясь, что если Т. Джон и не найдет истинного виновника, то по крайней мере вы­стави! кого-нибудь в качестве козла отпуще­ния. Но Т. Джону пока порадовать его было нечем.

Сумасшедшую старуху и ту не смог разыс­кать. Эти мысли угнетали его. Проклятье! Сан­ни всех обвела вокруг пальца. Даже собак. Полиция пустила по следу пару ищеек в лесу, в том месте, которое указали местные маль­чишки,— они божились, что видели старую ведьму на поляне. Предварительно собакам дали понюхать ночную рубашку, которую на­шли в заведении, куда Чейз поместил свою мамашу. Собаки словно обезумев принялись носиться кругами и отчаянно выть, но следа так и не взяли. Точно Санни растаяла в воз­духе, как и положено ведьмам, к числу коих ее причисляла молва. Может, один из пришель­цев, о которых грезил старик Петерсон, под­хватил ее да и уволок к себе на другой край Вселенной? Т. Джон подозревал, что эта Санни Маккензи далеко не такая сумасшедшая. Прос­то намного хитрее всех тех, кто тщетно пытал­ся найти ее.

В любом случае дело о поджоге и убийстве оставалось нераскрытым.

У всех было алиби. Старшие Бьюкенены отдыхали в Палм-Спрингс, Деррик и Фелисити находились дома с детьми. Санни — в своей психушке, а Уилли пьянствовал в городе. Его многие видели в заведении Берли. Только Кэс­сиди была дома одна; она утверждала, что весь вечер работала за компьютером.