Ну а я придерживаюсь противоположной позиции. Я полагаю, что земная жизнь важнее смерти, и потому убийство не может служить оправданием дурно поджаренному тосту. А помимо того, мне непонятно, каким образом уход Нотт-Сломана может подкосить кого-то: напротив, он должен бы способствовать обретению прислугой своей наивысшей формы. К слову, старина, уж коль скоро речь зашла об убийствах: не пора ли тебе раскрыть их? Не нравится мне все это. Вчера меня обыскал сержант полиции: весьма неприятное ощущение, доложу я тебе, особенно для такого брезгливого человека, как я. Из дома невозможно выйти, чтобы за тобой не следовал по пятам констебль, так, словно я собираюсь нарушить общественный порядок в Гайд-парке. В университете меня грязью забросают, узнав, что я проводил рождественские каникулы в Чэтеме. Не говоря уж о том, что у меня совершенно разладилось пищеварение из-за того, что ужин всякий раз подают в разное время.
– Ужин, – задумчиво повторил Найджел, – ужин. Что-то такое связанное с ужином, о чем я собирался спросить тебя. Черт, что же это? Ага, вспомнил. Ты собирался поведать мне о том, что О’Брайан то ли сделал, то ли сказал за рождественским ужином. «Наверное, ты заметил, как О’Брайан…» – начал ты, но тут как раз начался переполох, связанный с Беллами.
Филипп Старлинг удивленно посмотрел на Найджела, но собравшиеся было на его лбу морщины быстро разгладились.
– Ну да, он продекламировал одну стихотворную строку: «Твою ли плоть могильный червь упорно поедает?» Он дал всем понять, что это Уэбстер. На самом деле – это цитата из одной пьесы Сирила Турнье. Тогда я не обратил на это внимания, только потом пришло в голову. Странно, потому что он производил впечатление начитанного человека.
Найджел был явно разочарован. Он ожидал чего-то более существенного. Через час он зашел в маленькую столовую и обнаружил там Джорджию Кавендиш. Одетая в замшевый жакет и ярко-красную юбку, она писала письма.
– Не прогуляемся? – предложил он. – Поговорить надо.
Попугай скосил на него наглый взгляд и бодро прокричал: «Старая глупая швабра!»
– Я должна извиниться за Нестора, – рассмеялась Джорджия. – Воспитание он на море получил. Да, конечно, с удовольствием. Сейчас, только закончу с писаниной и посажу Нестора в клетку, он не любит гулять под дождем.
Через несколько минут Джорджия спустилась, закутанная в просторный плащ, наподобие кавалеристского, но без шляпы.
– Не боитесь, что волосы намокнут? – спросил Найджел, нахлобучивая бесформенную фетровую шляпу такого древнего вида, что даже самая непритязательная птичка дважды подумала бы перед тем, как свить себе в ней гнездо.
– Да нет, мне нравится, когда капли дождя падают на голову, если, конечно, вас не смущает, что выгляжу я при этом как сущая горгона Медуза. Ну а детективу, наверное, удобно ходить под покровом тьмы.
– Ну да. Моя шляпа как раз из таких, что позволяют кожей ощутить тьму.
– Ну вот, хоть кто-то здесь сохранил чувство юмора, – радостно засмеялась Джорджия. – Это признак простого, детского характера – привет Чарлзу Лэму и вместе с ним дикарям.
– Боюсь, как бы ваша вера в мой простой детский характер вскоре не пошатнулась. У меня сейчас не голова, а котел самых фантастических, самых мрачных подозрений.
– Что ж, прозрение стоит хотя бы того, чтобы узнать, как выглядит фантастический котел.
– Педагоги называют это сложным эпитетом. Ну а если говорить всерьез, то вытащил я вас из дому в такую погоду затем, чтобы выудить у вас кое-какую информацию.
Джорджия Кавендиш промолчала. Того, что кулачки ее в карманах просторного плаща сжались, Найджел, естественно, видеть не мог.
В действительности он внутренне аплодировал ей за то, что она воздержалась от высказываний вроде «я так и думала, что вы меня не за одни beaux yeux пригласили погулять» – искушение, какому не многие женщины могли бы противостоять. |