Сэндерс сидел в машине и курил. Противоречивые чувства роились в его душе. Миллер сел рядом с ним.

– Спасибо вам, – глухо произнес швейцарец, сжимая руку Сэндерса чуть пониже локтя. – Вы сдержали свое обещание.

– Куда вы теперь?

Миллер не ответил.

– Здесь ваш дом, Ганс, – сказал Сэндерс. – Здесь ваша семья.

Миллер поднял на Сэндерса печальный, полный страдания взгляд.

– Нет, Джилберт, моя семья далеко отсюда. Ганс Миллер мертв, а я всего лишь его двойник. Прошлого вспять не вернуть. Вдова погибшего Ганса Миллера никогда не станет женой его двойника.

Сэндерс молча кивнул.

– Я обещал Марте вернуться, – продолжал Миллер, – она ждет меня. Я всю жизнь буду помнить об этом.

– Вы верите в возвращение?

– Кто знает, – неопределенно ответил швейцарец. – Шансов практически нет. Но без веры жить нельзя.

– Живите у меня, – предложил Сэндерс. – В моем коттедже места хватит на двоих.

– Спасибо, Джилберт, – с чувством отозвался Миллер. – Я решил вернуться в Гринфилд. Уверен, старый Джон Гроф будет мне рад.

– Как вы объясните ему свое появление?

– Расскажу ему все как есть, без утайки. Он поймет.

Сэндерс снова кивнул. Он понял: Миллера тянуло к тому единственному месту на Земле, откуда веяло слабой, эфемерной, почти несбыточной надеждой вернуться в свой мир. Сознавал ли он сам, что влечет его туда, или эта тяга была исключительно интуитивной, подсознательной? Сэндерс не решался спросить об этом у своего нового друга.

– Не забывайте меня, Ганс. Надеюсь, мой адрес вы помните.

– Помню, Джилберт.

– В апреле Джил Сэндерс получил тревожную телеграмму из Гринфилда:

ГАНС ИСЧЕЗ. СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ.

С УВАЖЕНИЕМ ДЖОН ГРОФ.

В тот же день Сэндерс вылетел в Лондон.

Гроф, казалось, еще больше постарел. Он выглядел осунувшимся и несчастным. Встретив Сэндерса на вокзале, молча пожал ему руку и пригласил в свой автомобиль.

На протяжении всего пути Гроф хранил молчание. Сэндерс не сразу сообразил, что они направляются не в гостиницу, а совсем в другую сторону. И лишь оказавшись за городом, он понял: Джон Гроф везет его в «Утиное Гнездо».

Пропускной пункт исчез. От бетонной стены, некогда обрамлявшей владения Уильяма Джефферсона, тоже остались лишь одни воспоминания. Зато мост, уничтоженный бандой Грифона, был восстановлен.

Вилла пустовала, повсюду царили запустение и безмолвие. По‑видимому, Мэтью Баллард был последним отпрыском некогда знатного рода. По крайней мере, ни один из наследников до сих пор не предъявил свои права на владение «Утиным Гнездом». Автомобиль остановился у входа в особняк, но Гроф не повел Сэндерса в дом, а направился в обход, к крутому обрывистому берегу. Их путь вдоль берега занял не более четверти часа. Наконец Гроф остановился.

Сэндерс прекрасно помнил это место. Словно из небытия возник в его памяти красно‑белый плавучий якорь, качавшийся на волнах, воскресли трагические события, разыгравшиеся здесь в сентябре прошлого года.

Гроф повернулся к Сэндерсу. Лицо его было бледно, в глазах читалось отчаяние.

– Ганс мне все рассказал, – тихо заговорил он, впервые со времени их встречи на вокзале. – Сначала я принял его слова за бред сумасшедшего, но потом понял, что он говорит правду. Если б я знал тогда, в сентябре!.. Он где‑то раздобыл лодку и каждый день, с рассвета, проводил здесь. – Гроф кивнул в сторону моря. – Я совершенно случайно узнал, где он ежедневно пропадает, – мне он не обмолвился ни словом… Стоит в лодке и часами смотрит в море… Я как‑то пытался заговорить с ним об этом, но он так на меня посмотрел, что слова застряли у меня в горле.