Изменить размер шрифта - +

 

— Не могли бы вы… одолжить нам… — начала Джуд.

 

— Нет, извини, дорогая, — перебила она. — К сожалению, я в принципе не подаю тем, кто побирается у двери.

 

— Мы не побираемся! — Джуд так и вспыхнула. — Мы никогда не побирались! Мы просто хотели спросить, не одолжите ли вы нам свечку, потому что у нас в доме электричество не работает.

 

— Свечку? — сказала мама Мэри. Вид у неё был удивлённый. Потом она улыбнулась. — Ну конечно. Подождите минутку. — И она закрыла дверь у нас перед носом.

 

— Почему она нас не пригласила зайти? Она думает, что мы ей обстановку попортим? Да провалиться этой обстановке! И этой тётке! Пошли, Дикси, нечего тут стоять, — сказала Джуд.

 

И мы пошли обратно по дорожке.

 

Дверь отворилась.

 

— Эй, девочки, вы же просили свечку, — сказала мать Мэри.

 

Она держала в руках целую пачку свечей и коробок спичек в придачу.

 

— Большое спасибо, — сказала я, поспешно возвращаясь. — Спички у нас уже есть, но спасибо, что вы об этом подумали.

 

Когда я брала свечки у неё из рук, она улыбнулась и стала ещё красивее.

 

— Может быть, завтра Мэри сможет выйти поиграть? — сказала я.

 

— Может быть, — сказала она, не переставая улыбаться.

 

Она закрыла дверь. Я задержалась на крыльце, пересчитывая свечки.

 

Я слышала, как она из прихожей позвала Мэри. Потом раздался громкий шлёпок и чей-то плач.

 

 

 

8

 

— Свиньи вы! Ушли на целую вечность, — сказала Рошель. — Я уж думала, вы вообще не придёте. А тем временем темнеет, и что мы будем делать?

 

— Свечки! — сказала я, размахивая ими у неё перед носом. — От мамы моей подруги Мэри!

 

Я вздрогнула. Я ничего не сказала Джуд о шлёпке и плаче. В этом было что-то тайное и стыдное. Я не могла представить себе, как можно ударить такую малышку, как Мэри. Может быть, я ошиблась. Я ведь не видела шлёпка, мне только показалось, что я его слышала. Может быть, Мэри споткнулась, ушиблась и заплакала. Не может быть, чтобы её мама её ударила. У неё самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете.

 

Я подумала о моей собственной маме.

 

— Как ты думаешь, мама уже родила? — спросила я. — Сколько это продолжается?

 

— Я почём знаю, — сказала Джуд, передёргиваясь.

 

— Иногда очень долго. Может быть даже несколько дней, — пояснила Рошель. — И это самая страшная боль, какую можно представить. В тысячу раз хуже, чем самая худшая боль от месячных, хотя ты, Дикси, не знаешь, что это такое.

 

Я вспомнила самую страшную боль, какую мне приходилось испытывать, когда девчонки из моей старой школы пинали меня в живот, пока мне не стало плохо. Я попыталась представить, каково это, когда тебя пинают в живот несколько дней подряд.

 

Я прижалась к Джуд.

 

— Малышка! — презрительно фыркнула Рошель, но, когда мы все повалились на мамин матрас, она тоже приткнулась к нам. — А по телевизору сегодня «Поп-идол», — простонала она.

 

— Давай вообразим, будто смотрим телевизор, — сказала я.

Быстрый переход