|
Адрес написали? – А вот здесь, в конверте, письмецо и телефон. Ваша сестра позвонит Огюсту, восемьдесят четыре двадцать три… В деревянных куклах были выдолблены пустоты, и Шелехес спрятал туда двадцать бриллиантов, самых редких, общей стоимостью на два миллиона золотых рублей. Дальнейший план Шелехеса разнился от того, что задумал Пожамчи. Яков Савельевич рассчитывал получить разрешение на отдых в одном из прибалтийских государств. Для этого он уже несколько раз обращался в больницы с жалобами на боли в сердце. Он справедливо полагал, что память о его погибшем брате, секретаре Курского губкома, положение двух других его братьев позволит ему получить разрешение на выезд. Жену свою Пожамчи терпеть не мог, и поэтому для него не стоял вопрос, как быть с семьей. А для Якова Савельевича главным было, как вывезти с собой семью. Для этого он рассчитывал в Ревеле, куда отправится один, заполучить верного врача и послать телеграмму в Москву с требованием немедленного выезда родственников из за опасного состояния больного. Более того, он рассчитывал получить справку о смерти, а затем попросту исчезнуть. Был Яков Шелехес – умер Яков Шелехес. А уж если его жена и дочь решили остаться в Ревеле охранять могилку, то это никак не может бросить тень на братьев, служащих диктатуре пролетариата. Он додумал и самые, казалось бы, мелочи. Он решил найти в Ревеле человека, который бы вступил в фиктивный брак с его дочерью, это бы также явилось весомым оправданием для братьев, в том, конечно, случае, если бы кто заинтересовался судьбой семьи их «покойного» брата. Шелехес, кончив помешивать ложечкой сахар в стакане, глянул на Пожамчи, и они вдруг рассмеялись – одновременно, как сговорились, словно прочитав тайные мысли друг друга. – Когда надо начинать опасаться? – спросил Пожамчи. – Предупредите заранее? – Я убежден, что вы меня упредите недельки за три… Пожамчи брал фору: если его отъезд состоится через две недели, он предупредит об этом Шелехеса дня за три четыре. Шелехес рассчитывал в свою очередь предупредить Пожамчи о своем отъезде за неделю. – А что нам делать с газаряновским золотом? – допив чай, спросил Шелехес. – Мне золото держать не с руки. – Мне тоже. Можно реализовать через старика Кропотова. – Он предложит марки или франки. И то и другое шатается. – Попросим доллары. – Кропотов не дурак, – вздохнул Шелехес. – У него сейчас мало работы, согласится. Обманет, правда, тысчонок на двадцать… – Переживем, Николай Макарович… Ну, кланяюсь вам… – Кланяюсь, Яков Савельевич… Поклон супруге и дочери. «Выйдя из квартиры, где проживают Пожамчи и Шабаев, лысый направился в дом Кропотова; там он провел двадцать семь минут (часы оказались у вновь присланного сотрудника, время теперь даю точное) и вернулся домой. Кропотов через сорок минут вышел из дома и направился на Театральную площадь, где имел встречу с Газаряном, который передал ему чемоданчик. Горьков ». – Главный вопрос, который меня мучает, Глеб Иванович, – докладывал Будников Глебу Бокию, – это куда делся Шелехесов пакетик? В Кремле пакетик то остался, Глеб Иванович. Бокий поднялся из за стола, потерся спиной об угол большого сейфа – позвоночник немел все чаще, левая нога делалась неживой, тяжелой. Спросил: – Кто ему пропуск заказывал? – Не отмечено. – Голову за это надо снимать. Сообщите коменданту: пусть дежурного отдадут под трибунал за ротозейство… – Брать надо всех, Глеб Иванович. |
