|
И далеко не со всем происходящим согласны… А почему Ленин с ними так возится? Вдумайтесь! Потому что наука – сама по себе – рождает качественно новых людей… – Вы говорите, Феликс Эдмундович, а мне так и хочется Пожамчи с Шелехесом отпустить на все четыре стороны. – Нет, Глеб, они воруют бриллианты, на которые Запад продаст нам оборудование для электростанций. Диалектика – вещь жестокая, неумолимая, она не прощает двусмысленностей и отступлений от курса… Если мы хотим видеть нашу страну государством высокой техники, нам придется немилосердно расстреливать тех, кто страх за собственное благополучие – по человечески это можно понять – ставит выше нашей мечты. – Когда позволите доложить прикидку операции по Гохрану? – спросил Бокий. – Сомнения ваши прошли? – Прошли. – Тогда посидите, сейчас должен подойти Юровский, мы подключаем его к этому делу. Яков Юровский был крепок, высок и красив сильной южной красотой. Даже зимой казалось, что лицо его тронуто загаром. – Садитесь, товарищ Юровский, – сказал Феликс Эдмундович. – Мы пригласили вас в связи с очень неприятным, а потому особо ответственным делом. Юровский слушал Бокия, тяжело набычив голову, выставив вперед нижнюю челюсть. Иногда он делал заметки на папиросной коробке: Дзержинский отметил для себя, что Юровский точно схватывает существо дела. – С Пожамчи легче, – сказал Юровский, выслушав Бокия. – Его надо пригласить в Наркомвнешторг и сказать, что отъезд назначен на завтра. Он притащит наших людей в свой тайник, если он у него оборудован не дома, а где то в ином месте… Теперь с Шелехесом… По моему, стоило бы меня нелегально ввести в Гохран… Дзержинский покачал головой: – У них своя контрразведка. Юровский не иголка в стоге сена, вас знают. Введем вас открыто, как ревизора от ЦК. Вести вам предстоит себя эдаким ваньком, который умеет давать указания, а вникать в суть не может. Тогда вы прищучите их на частностях. Нас волнует главное – как они организовывают хищения, потому что ревизии пока были благополучные. Тут следует поглядеть на будущее – лучше покарать один раз, чем бесконечно размазывать кашу по мостовой… – Хорошо бы, конечно, посоветоваться с кем то из опытных ювелиров, – сказал Юровский. – Лучше всего я такое дело схватываю в разговоре, на практике. Видимо, такого верного ювелира сейчас нет… Верить никому нельзя из этой публики. – Никому, – согласился Бокий. – Так уж никому? – спросил Дзержинский. – Никому, – упрямо повторил Бокий. – Лично я никого не могу порекомендовать Юровскому. – Пожалуйста, не говорите «никому», – раздраженно сказал Дзержинский. – Нельзя никому не верить. Вы обязаны исходить из посыла, что верить следует всем. Наша с вами задача доказать, кому можно, а кому нельзя верить. «Никому», – сердито повторил он. – Так можете заболеть манией подозрительности, Глеб. – Феликс Эдмундович, – спросил Юровский, – этот Шелехес не родственник нашему Федору? – Родной брат, – ответил Дзержинский. – И я верю Федору так же, как раньше. – Где он? Я его не видал много лет, – спросил Юровский. Бокий вопросительно посмотрел на Дзержинского. Тот ответил: – Федор Шелехес сейчас в Ревеле, наш резидент. «По нашим данным, Кропотов в 21.54 звонил секретарю польской миссии Кочару и договорился о встрече возле бывшего „Яра“, назвавшись Надеждиным. |
