|
Не всякий мастер обожает любоваться своей работой, иногда бывает как раз наоборот. Шагнул пол надстройку. Показалось, будто оказался внутри огромного дуршлага: отовсюду в крохотные дырочки проникали тоненькие, как иглы, лучики стоявшего в зените солнца. Под ногами похлюпывало – часть шариков зацепила и дюралевое днище, пройдя через настил из тонких досок, вода помаленьку прибывала. Нагнувшись, Мазур старательно осмотрел приборную доску. Ей тоже досталась толика стального вихря, но особенных повреждений не было. То, что его интересовало, он увидел сразу: сама доска состояла из нескольких циферблатов, наглухо забранных в светлую панель, а этот прибор явно не имел к ней отношения, стоял отдельно, сам по себе, со своим собственным питанием, ничем с доской не соединенный. Небольшой серый ящик с круглым экраном, несколькими верньерами, парой-тройкой кнопок. От него тянулся уходивший в иллюминатор толстый синий провод. Мазур выглянул наружу. Провод был присобачен к высокой гибкой антенне, вздымавшейся метра на три над крышей и укрепленной растяжками. Ну вот, кое-что и проясняется… … Вернувшись к тому месту, где покорно дожидалась Кристина, он сначала освободил карманы немца от того, что покойнику уже никак не могло понадобиться, потом проломился в заросли и поднял девушку на ноги. Сказал устало: – Ну вот, справился… Она кинулась ему на шею, прижалась, как и следовало ожидать, давая выход эмоциям в истерических всхлипах: как она испугалась, как ей казалось, что все кончено, и он никогда не вернется, а он вот вернулся, и как она рада, и какой он замечательный… Мазуру все это очень быстро надоело, он бесцеремонно отстранил девушку и залепил ей пару оглушительных пощечин в качестве испытанного средства от всякого рода истерик. Помогло, разумеется, она пришла в себя, но долго еще хлюпала и всхлипывала у него на груди. С превеликим неудовольствием Мазур подумал, что эта сцена как две капли воды похожа на финал очередного пошлого боевика: супермен, уложивший штабелями всех врагов, проламывается сквозь мексиканские кактусы или венерианские джунгли, а на плече у него виснет, захлебываясь счастливым и благодарными рыданиями, полуголая блондинка. Только в том и разница, что вместо блондинки брюнетка, и не полуголая она, а вполне одетая. Решительно отстранил ее, заглянул в лицо: – Еще въехать или сама оклемаешься? – Не надо, – сказала она почти нормальным голосом. – Все прошло… почти. Это дон Хайме? – Угадала, умница, – сказал Мазур. – Отвергнутые воздыхатели – штука страшная, надобно тебе знать… – Где он? – А ты как думаешь? – спросил Мазур без всякого выражения. – Ну, пошли, надо побыстрее отсюда убираться. Мало ли что… Само собой разумеется, перед тем, как вернуться в лес, он поработал над последствиями своего оголтелого геройства, хорошо помня, что воспитанный человек всегда обязан убрать за собой –неважно, о посуде в столовой идет речь или о чем-то посерьезнее, так что Кристина увидела вполне мирную картину: у берега покачивалась одна «Креветка», а катер исчез, как и не бывало, лежал сейчас на дне неподалеку от субмарины и лихих американских пилотов – и, несомненно, капитана Гальего с его молчаливым экипажем. Причудливая компания собралась на морском дне, рассуждая отвлеченно и цинично. Как, впрочем, и в тысяче других местечек. Хорошо, что Нептуна не существует на самом деле – иначе бедняга давно бы свихнулся от лицезрения накопившихся за тысячелетия гостей… – А… Гальего? – спросила Кристина, когда они поднялись на палубу и никто их не встретил. Мазур внимательно и пытливо на нее посмотрел. |
