— Эй! Мне не нравится этот вертолет, — сказал Брилл. — Может, нам лучше затащить Омара под то дерево?

То дерево было моим укрытием. Пробка посмотрел вверх. Вертолет стал удаляться. — Давайте убираться поскорее отсюда.

Пробка и Брилл взяли труп за руки, а Смурной и Стэйси за ноги. Но прежде Стэйси обтер лопаты тряпкой и бросил в яму. Через несколько секунд вызывающая ужас процессия прошествовала в сторону от меня к синему седану. Впереди Пробка и Брилл, а сзади Смурной слева от меня и ворчащий Стэйси справа.

9.

Когда они дотащились до края оврага, я был в шести шагах за Смурным и Стэйси. Никто из них не оглядывался назад, никто не заметил меня.

Я вальсировал за их спинами и неслышно дышал. Я полагал, что парни с вертолета видели уже все и позвонили в полицию. Но я хотел увериться в этом. Поэтому помахал им левой рукой и поднес револьвер к губам, словно говорил в микрофон.

Вертолет качнулся взад-вперед, они меня поняли. Сейчас они летели прямо на нас, но ребята Александера не проявляли пока тревоги, им было не до этого.

Брилл повернулся и сказал:

— Ну я и взопрел. Не приведи Бог делать такую работенку каждый день...

Я низко пригнулся и прицелился в него. Но он недостаточно повернул голову и не заметил меня. Я продолжал красться за ними, но дыхание у меня уже сбилось.

Поверхность земли выровнялась, и ярдах в двадцати пяти показался седан. Брилл заныл опять:

— Секунду, мужики. Дайте дух перевести.

— Ага, — задыхаясь, согласился Стэйси. — Я чертовски потянул спину. Боюсь, что позвонки разошлись.

— О’кей, только на секунду, — сказал Пробка, и они остановились.

Я же промешкал и остановился на полсекунды позже, к тому же мой ботинок задел маленький камешек. Он прокатился вперед в паре шагов от Смурного.

— Эй! — воскликнул он.

Никто не ответил ему.

— Эй! — повторил он. — Мне нужна помощь.

Не оглядываясь, Пробка огрызнулся:

— Что, черт возьми, ты там лепечешь, Смурной?

Смурной медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня, потом отвернулся и проговорил:

— Эй! Минутку! Сколько нас всего?

— Да заткнись ты!

— Нет, тут что-то не так... Посмотрим. Ты держишь руку и ты держишь руку, а ты держишь ногу, и я держу ногу, так?

... Несколько секунд все молчали. Наконец Смурной спросил:

— Черт! А что держит он?

— Он?

— Ага, он, — Смурной опять оглянулся на меня, увидел мой револьвер и, полагаю, усмешку на моем лице. — Братцы, нас пятеро.

— Разумеется, если считать Омара...

— Я не считаю Омара!

Это могло продолжаться вечность. Поэтому я сказал:

— Он имеет в виду меня. Вы арестованы, мальчики, за ограбление могилы.

Это оглушило всех четверых одновременно. Сначала они замерли, потом расслабились и повернули головы в мою сторону и почти сразу задрали их вверх на настойчивый шум лопастей вертолета, повисшего над нами. Головы у них задергались, как у зрителей вертикального тенниса.

Пробка выплюнул гнусное слово.

А я предупредил:

— Подстрелю первого же, кто отпустит Омара.

Они стояли и соображали, что делать.

— Отнесите его к машине, — подсказал я, — но и там его не бросайте.

Они задвигались. Матерясь, но пошли.

У машины Смурной взглянул на меня и спросил:

— Как ты пронюхал, что мы будем его откапывать?

— Вычислил.

— Мы его не убивали, Скотт, — продолжил Смурной на полном серьезе.