На обочине дороги я увидел грузовик с длинным шатким кузовом, покрытым парусиной. Его двигатель работал на холостых оборотах.
— Добрый день, — сказал я, подходя к воротам.
Старик сильно дернул за одну половинку и, когда она распахнулась, повернулся ко мне. У него было длинное худое лицо, роскошные белые усы и белая же бородка. Длинная, как у козла, и от этого его лицо казалось раз в шесть больше в длину, чем в ширину.
— Добрый, — ответил он. — Пока еще закрыто.
Я поболтал с ним около минуты, не спеша задать вопрос, ради которого остановился.
— Так вы только-только заселились? — спросил я.
— Ага. Переезд занял два дня. Но завтра открою ферму. Завез сегодня последний груз.
— Груз?
— Моих зверушек, — старик повернулся и, казалось, показывал своей козлиной бородкой на грузовик. — Скоро буду готов для первого представления. Конечно, я не ожидаю наплыва посетителей, пока слух не разнесется по округе. Обычно это занимает пару недель.
— Пожалуй, так, — я посмотрел на грузовик. — А что у вас за зверушки?
Я ожидал, что он назовет козлов и свиней, может быть, петуха, самое большее земляного волка, но он меня удивил:
— Пара львов, медведь, зебра — она немного приболела, должно быть из-за климата.
— Или из-за смога?
— Может быть. Крокодил. Пара маленьких ласковых скунсов. — Он ухмыльнулся, показав торчащие в разные стороны зубы. — Я пока не привел их в надлежащий вид — не успел отбить их запах. Но меня очень заботит Этель.
— Этель?
— Моя зебра.
— Вы назвали зебру Этель?
— Конечно, — он посмотрел на меня, как на тупицу.
— Ну, — произнес я без особой радости, — у вас тут целый цирк, не так ли?
Он нахмурился и покачал головой:
— Нет, не цирк, звероферма. Я не заставляю их делать всякие трюки. Это было бы жестоко по отношению к ним.
— Но не жестоко, по-вашему, держать их в тесных клетках?
— Они просто стоят, а посетители смотрят на них, — пояснил он.
Итак, я узнал все, что мог о «Звероферме Эбена», поэтому перешел к делу:
— Послушайте, я нечасто бываю в здешних краях, но, кажется, поблизости есть еще один дом? — я показал туда, где видел с воздуха дом с четырьмя машинами, припаркованными за ним.
Он помахал козлиной бородкой:
— Точно. Есть такой в миле или двух отсюда.
— Там живет кто-нибудь? Видели ли вы какие-нибудь машины?
— Кто-то там живет. Вчера здесь остановилась машина, полная мужчин. Они выехали с того проселка, когда я завозил первый груз. Мы поболтали немного.
— О чем же?
— Интересовались, чем это я собираюсь здесь заняться. Я еще не установил тогда свою вывеску. Но я ничего им не рассказал. Мне не понравилось их поведение.
— Нагло вели себя?
— Это хулиганье. Мне все стало ясно по их манере говорить. «Эй, дед, — сказал один из них, — за каким чертом ты здесь околачиваешься?» Словно он владел всей Калифорнией. Даже если это и так, он не владеет мной. Я посоветовал ему быть поосторожней с выражениями, или я разобью ему нос.
— И что же они ответили на это?
— Просто рассмеялись. Потом уехали на своей большой черной машине.
Если это были мальчики Домино, подумал я, они решили, что им незачем беспокоиться по поводу старика Хоумера Эбена. Я попросил описать их, и он попытался, но мне это ничего не говорило.
— Вы хотите повидать этих грубиянов? — спросил он.
— Верно. По крайней мере, я хотел бы убедиться, те ли это грубияны, которых я ищу.
— Да вот они едут опять. |