— Ребята, худой признак — что никого нет! — убеждённо заявил Иван Диодорович. — Добром прошу — не надо мятежа!

Гришка Коногоров покровительственно обнял Нерехтина:

— Не трусь, дядя Ваня! Пойми: старый ты уже! Теперь наше время! Воля!

Нерехтин раздражённо освободился от объятия.

— Убьют кого, Гришка, — на твоих руках кровь!

Высокие рубки и трубы пароходов в затоне окрасило мягким светом зари.

16

Катя проснулась от упругого толчка — это пароход стукнулся привальным брусом своего борта в кранцы пристани. Каюта была погружена в розовую и голубую утреннюю тень. Снаружи слышались голоса матросов и плеск воды. Из глубины парохода доносился тихий шум машины, работающей на малом ходу. Катя поднялась с постели и посмотрела в окно: «Фельдмаршал Суворов» причалил — но не к пристани, а к длинной, плоской и ржавой железной барже с большими люками, густо заляпанными мазутом, и цистерной-мерником.

Катя умылась под краном с бронзовым барашком и расчесала волосы. Она не выспалась, однако чувствовала себя бодрее, чем ночью. Почистив одежду мокрой платяной щёткой, Катя направилась на прогулочную веранду.

«Суворов» ещё не покинул затон — стоял у баржи на бункеровке, то есть закачивал топливо. Над баржей и лайнером зеленела на солнце заросшая ивами береговая круча. К мернику на барже от «Суворова» тянулась, провисая, толстая брезентовая труба. Сопела помпа, стучала вспомогательная машина-камерон. Суетились матросы в грязных рукавицах. За бункеровкой наблюдал первый помощник в тёмно-синем кителе и фуражке. Катя увидела, что к нему подошёл Костя Строльман, и сама тоже подошла поближе.

— Илья Никитич, мне нужен матрос, — вежливо объяснял Костя. — Человек лежит в лазарете без сознания. Я ведь не донесу его один.

— Извините, господин… э-э…

— Константин Строльман, — подсказал Костя.

— …господин Строльман, но сейчас обстоятельства исключительные, — так же вежливо ответил помощник. — Судно может отвалить в любой момент. Капитан не желает рисковать членами команды или ожидать опоздавших.

— Уверяю вас, у меня вопрос жизни и смерти!

Первый помощник молча коснулся двумя пальцами козырька фуражки.

В такое яркое утро гибель отца показалась Кате ещё более невероятной, чем вчера. Катя не соглашалась с ней, Кате хотелось противоречить всему.

— Я помогу вам, Костя, — заявила она. — Не беспокойтесь, я сильная!

— Не советую, барышня, — предостерёг её первый помощник. — Впрочем, как вам угодно. За минуту до отвала мы дадим гудок. Поторапливайтесь.

С парохода Катя и Костя перебрались на баржу, с баржи — на пирс, потом на берег. На верхотуру вела деревянная лестница.

— Нести обратно придётся по съезду, — предупредил Костя. — Это дольше.

— И кто же ваш таинственный больной? — полюбопытствовала Катя.

— Не больной, а раненый, — нехотя сказал Костя. — Я не вправе открыться, Катерина Дмитриевна, однако не могу утаить, что его и спасал ваш отец.

— Отец?! — обомлела Катя. — Он ничего мне не говорил!

— Я не вправе судить о ваших взаимоотношениях. Могу сообщить лишь то, что я обязался сопровождать этого офицера в Самару. Ради него Дмитрий Платонович и устроил мне с сестрой место на пароходе.

Катя никак не ожидала, что у отца были столь важные секреты от неё, и она почувствовала себя обманутой.