— А куда идём, батя? — осторожно спросил машинист Подколзин.

— Домой — в Нижнюю Курью.

— Дома нас белые прищучат, что мы с промысла сбежали и груз утащили… Может, ночью-то к красным переметнуться?

— Я давно в тебе, Подколзин, эту слабину большевистскую чую, — буркнул Колупаев, качнув фонарём. — Прогони его, капитан, прямо щас, или он нам подлость какую в машине подстроит!

— За машину я руки-то живо пообрываю! — пообещал Осип Саныч.

— Большевики рабочую правду несут! — разозлился Подколзин. — А ежели ты балтийцев тех припомнишь, дак они банда, а не большевики!

— Ну-ка заткнитесь! — оборвал спор Иван Диодорыч. — На борту одна власть — моя! У кого другие командиры — шуруй на берег!

Иван Диодорыч не хотел разговоров о белых и красных, не хотел ни свар, ни сравнений, ни сомнений. Конечно, он понимал, кто прав, а кто не прав, но в жизни были вещи выше правоты. Как они восторжествуют — неведомо, это божья тайна, про которую Федя талдычит. Но единственное достойное дело — освободить в миру место для божьей тайны. Место для будущего. И у него, у капитана Нерехтина, есть только одно такое место — свой пароход.

Осип Саныч поднял пары, Серёга Зеров с Рябухиным сбросили с кормы в воду искорёженные обломки крана, Федя подмёл в рубке разбитое стекло, Дудкин взялся за штурвал, боцман Панфёров с Девяткиным шпилем вытянули якорь на крамбол. Закрутились колёса, и «Лёвшино» двинулся на стрежень.

До Николо-Берёзовки они добрались уже глубокой ночью, но флотилия бодрствовала. Перед селом дорогу «Лёвшину» перегородил сторожевой катер. Дежурный офицер не захотел подниматься на борт буксира.

— Мост под обстрелом, в Сарапуле — бои! — крикнул он. — Флотилия готовится на прорыв, броневые суда прикрывают гражданских! Капитан, двигай в колонну первого дивизиона, она у хлебных амбаров!

…Роман проснулся от толчка дебаркадера и голосов: это швартовался пароход. Роман вскочил на ноги — ну слава богу!.. Громыхнули кранцы, брякнула сходня. В комнату ожидания, переговариваясь, вошли британские моряки, впереди — капитан Джеймсон. В полумраке он не узнал Романа.

Роман остановил Митю Уайта:

— Послушай, переведи, пожалуйста, капитану мои слова…

Британцы уже уходили с дебаркадера по мосткам на берег.

Митя ответил холодным взглядом:

— Я не переводчик.

— Прости за бесцеремонность, но я по важному делу! — Роман мягко взял Митю за локоть. — У меня на борту — бунт, команда гонит судно в Пермь! Мне нужна вооружённая помощь, чтобы вернуть порядок! Британская миссия несёт ответственность за моё предприятие!

Митя вежливо высвободил руку.

— Я служу на русской флотилии, а не в британской миссии, — сухо сказал он, — и не обязан вникать в авантюры командования союзников. Объясняйся с капитаном сам, как сумеешь, без моего участия.

— В чём дело, дружище?! — изумлённо спросил Роман.

Митя одёрнул китель, спокойно глядя Роману в глаза:

— Горецкий, у меня нет друзей, которые бьют женщин.

16

Армада шла в предрассветной мгле, растянувшись на две версты. Суда без вооружения старались держаться возле бронепароходов, но правее — чтобы отгородиться от берега, уже занятого частями Красной армии. Река угрюмо затихла; над зыбкой туманной пеленой плыли рубки, дымящие трубы и мачты.

— Глотнёшь для бодрости? — спросил Федосьев, побултыхав фляжкой. — Шотландский скотч! Хоть в дизель заливай! Союзники отблагодарили!

— Не хочу, — отказался Роман. — А чем ты британцам угодил?

— Под огнём с Дербешского огрудка их снял, как тебя в прошлом году.