А справа от буксира на стрежне вдруг с шумом взлетел столб воды, потом издалека докатился гулкий звук артиллерийского выстрела. Иван Диодорыч и Дудкин тотчас обернулись. На повороте чернел маленький пароходик.

— «Гордый»! — сразу понял Нерехтин. — За нами, сволочь, гонится…

— Да чего же они привязались-то?! — плачуще воскликнул Дудкин.

Иван Диодорыч, конечно, знал причину. В трюме «Лёвшина» лежал груз Горецкого — он был как проклятье, которое никак невозможно сбросить. И капитан Нерехтин ощутил, что начинает сатанеть. Да будет ли избавление?.. Они только что вынырнули из пекла — и опять обратно?! Дайте же, суки, передышку, дайте Катюше родить — не в пожаре и не под обстрелом!..

— Все в машинное! — на палубе скомандовал матросам Серёга Зеров.

Перед надстройкой заметался Колупаев, не соображая, куда себя деть.

— Не могу!.. — закричал он Серёге. — Не могу больше!.. Сил моих нету!..

Чёрную копоть на его морде размывали слёзы.

— Ну-ка не раскисай! — рявкнул Серёга.

Колупаев едва не кинулся на Серёгу с кулаками:

— Сколько ещё под топором плясать? Хорош! Замордовали уже!..

Высокий Серёга схватил Колупаева за робу на груди и оттолкнул назад — охолонись! Колупаев стукнулся спиной в стену надстройки, встряхнулся, кинулся мимо Серёги к фальшборту и очертя голову прыгнул в воду. Серёга опешил. А на другой стороне палубы матрос Девяткин вдруг тоже скользнул к фальшборту. Ничего не объясняя, он тоже перемахнул планширь и вслед за Колупаевым бултыхнулся в пенную полосу от гребного колеса.

По правому борту взвился фонтан нового разрыва.

Глядя на матросов, уплывающих сажёнками к неблизкому берегу, Дудкин завистливо вздохнул:

— Спасаются мужики…

— Так шуруй за ними! — ревниво предложил Иван Диодорыч.

— Мне-то нельзя, — печально пояснил Дудкин, словно извиняясь перед капитаном. — Я же при тебе штурвальный…

— Тогда смотри, штурвальный! — Иван Диодорыч развернул Дудкина за плечо. — Говорю, ежели меня убьют… У нас на левом колесе плицы сожгло, и нас влево тянет. Руль углом надо держать, чтобы вперёд прямо идти! Понял?

Иван Диодорыч не сказал, что с косым рулём и ослабленным колесом «Лёвшино» потеряет в скорости, и «Гордый» от них не отстанет. Зачем парня стращать? Пусть борется изо всех сил, а уцелеет или нет — уж как бог даст.

На кормовой палубе перед надстройкой вдруг оглушительно рвануло и сверкнуло, вздыбились обугленные доски и лохмотья железа: это попал снаряд «Гордого». «Лёвшино» колыхнулся и заскрипел; Дудкин испуганно схватился за Ивана Диодорыча, чтобы не упасть. Но машина работала как прежде.

— Осип Саныч, что у тебя? — крикнул Нерехтин в переговорную трубу.

А в машинном отделении было светлее, чем обычно: в потолке зияла дыра, перечёркнутая балкой, и в этой дыре за рваными краями весело синело небо. Как раз под дырой на своей откидной скамеечке, перекосившись, смирно сидел маленький Осип Саныч Прокофьев, старший механик. Виском он уткнулся в ржавый пиллерс, очки с него слетели, лицо залила кровь. Митька Ошмарин и Сенька Рябухин, путаясь руками, заматывали ветошью медный паропровод, из которого свистела тонкая струя пара. Павлуха Челубеев — голый по пояс, с мазутной грязью на волосатом брюхе — орудовал у котла. Яшка Перчаткин, поскуливая, прятался за шевелящейся машиной. Серёга Зеров ощупал грудь старшего механика и сунулся к переговорной трубе:

— Дядь Вань, убитый Осип Саныч!..

В душе Ивана Диодорыча словно лопнула какая-то струна. Леденея, он понял: сколько он ни отбивался, смерть всё равно проникла на его пароход — как в том бою, когда погибла Дарья… Смерть — она здесь, на борту, и она хочет жрать.