Но я свои обещания сдержу, и вы за это отвечаете. Вы оба остаетесь в Громбе, ты командуешь, а ты ему помогаешь. Вы получите столько солдат, сколько потребуется, но если вы не справитесь, я вернусь сюда. Если хоть один караван погибнет на тракте — я прикажу убить обоих, и не стану спрашивать, почему погиб караван. Можете отказаться. Ты? А ты? Ясное дело. Раз уж взялись — берегите головы.
Командиров нисколько не удивила подобная постановка вопроса. Рядом с Крагдобом именно так поднимались на самую вершину. Другого пути не было.
— Резня, несомненно, превосходная забава, — продолжал он, — но потом нужно поесть и выпить, отдохнуть, отыметь женщину. Три дела. Я уже говорил об этом в Риксе, повторил в Бадоре, а теперь говорю в Громбе и скажу еще раз, в Рахгаре. Эти города должны стать горными цитаделями, как когда-то. Не во времена империи, но раньше, когда настоящие воины сидели здесь, в своих крепостях, в которых было все. Они всегда могли куда-то отправиться, ведя за собой своих солдат, и точно так же им всегда было куда вернуться. А отправлялись они куда-то, когда им было удобно, а не потому, что не хватало жратвы или топлива. На Просторах два маленьких островка с одним портом смеются над Армектом и Дартаном. У возвращающихся из походов моряков там кров, еда и женщины, так что они станут защищать Агары от кого угодно. Здесь, в Тяжелых горах, возникнут четыре таких острова, четыре крепости, которые никому не удастся захватить. По крайней мере, до тех пор, пока я жив.
18
В дартанском воздухе (а может быть, агарских ветрах) словно витал неизвестный яд, таинственные испарения… Что бы это ни было, оно впиталось в большую душу воина гор, и громбелардские дожди не могли его смыть. Он жил настоящим, почти не умея думать о будущем, зато постоянно тосковал о прошлых временах. Или еще хуже — даже не о временах, не о жизни, которую тогда вел, не о молодости. Немного — о людях. Но больше всего о том, что могло быть, но не сбылось.
На одной из ведших к рыночной площади улиц когда-то стояла гостиница, немного похожая на ту, которой только что представился шанс подняться из руин. Она пользовалась достаточно хорошей репутацией, по крайней мере при жизни владельца, поскольку потом заведение перешло к его немощной жене и пришло в основательный упадок. Глорм помнил все эти не имевшие особого значения подробности. Он велел дартанцам отдыхать, отослал обеспокоенную Эниту и неизвестно зачем вышел на улицу — а зачем, он понял, лишь увидев развалины гостиницы. Он отправился на поиски воспоминаний и всего того, что, увы, не сбылось.
Смеркалось. Дартанский (а может быть, агарский) яд все еще действовал. Басергор-Крагдоб устал делать вид, будто он тот же самый человек, что и когда-то. И сдался, ибо у него больше не осталось сил, чтобы сражаться с собственной душой. Еще несколько недель назад он наверняка бы возмутился и пошел дальше, но сейчас не спеша перешагнул порог разрушенного дома, а потом по остаткам стены — поскольку лестницы не было — взобрался на второй этаж и проделал несколько головоломных шагов по толстой балке, которой полагалось поддерживать потолок. Касаясь выщербленных стен, он вошел в комнату, в которой недоставало потолка и одной стены. На уцелевшей части пола нашлось немного места.
Он даже помнил, где находился стол. Тогда на нем лежали огарки свечей, кожаный сапог, стояла миска с остатками еды и несколько пустых пивных кружек.
«Сколько пива может выпить женщина?» — спросил он тогда у кота, который пришел вместе с ним.
Кот ответил какой-то циничной шуткой, которая, видимо, оказалась не настолько хороша, чтобы вспомнить ее через десять лет.
Пьяная женщина лежала на койке, свесив голову, но на самом деле она вовсе не была пьяна. Она притворялась, так как прошлой ночью кто-то пытался ее обокрасть, и она устроила ловушку. Тогда она сказала:
«Пью пиво, потому что мне нравится, почему бы и не пить? Мне удалось обмануть кота; я великая!»
Рбит действительно дал себя обмануть, она же действительно была такой. |