Эпилог.

Раненый копейщик повалился спиной на холодный лед Источного озера, бесполезное обломанное древко из руки он так и не выпустил. Копье пробило тушу преображенного, застряло в кости и переломилось. Торчащий из груди обрубок мертвяка не смущал, если он вообще обратил на него внимание. Голод гнал на запах крови. Раненый копейщик понимал, смерть пришла и в глаза уже заглянула.

Преображенный замахнулся для добивающего удара, и вдруг замер, будто бы забыл, как двигать конечностью. Копейщик успел смириться с неизбежным, ждал, когда чудовищные когти вонзятся в тело. Последние силы он вложил в одно устремление, - не отводить взгляда, смотреть с презрением прямо в ненавистную безволосую морду. Но текло мгновение за мгновением, а удара все не было.

Поднятый силился ухватить ускользающее от него знание и ухватить его не мог. Его рука невпопад сотворила какое-то странное движение. Преображенный попробовал навалиться немалой тушей на истекающего кровью живого, но тело не послушалось, начало заваливаться в другую сторону. Преображенный не умел удивляться, а копейщик умел. Сказать, что копейщик был удивлен, означало не сказать ничего.

Догадка Акима оказалась верна. Объединенный разум позволил вложить в тела преображенных сложнейшие образы действия. Но с гибелью могиора доступ к этому единому хранилищу знаний оказался недоступен. Преображенные стали беспомощней обычных простейших мертвяков. Только вот этих самых простейших почти не осталось. Их кидали в бой первыми, люди успели их истребить. А теперь, когда могиор погиб, колосс оказался на глиняных ногах.

Атман Вепрь еще не знал причины внезапного ослабления мертвого воинства, но времени терять даром не стал. Впервые за этот изнуряющий бой он достал монету с поддерживающим заклятием.

- Бей! – проревел он, накрывая бойцов зеленой нифриловой взвесью «ратного духа» и подавая пример, ринулся сам, - Они ослабли! Коли гадов!

Раненый копейщик ощутил прокатившую по телу усиливающую волну, пошарил вокруг себя рукой и в ладонь ткнулась липкая рукоять оброненного кем-то топора. Он поднялся на ноги, размахнулся и вогнал с костяным хрустом лезвие в ненавистную башку прямо между рогов.

Возможно, если бы упырям дали время, из их числа выделился бы новый вожак и они бы восстановили этот свой объединенный разум. Но времени им не дали. Больше часа бойцы рубили и кололи как на скотобойне, пока ни на льду, ни в лесу на ногах не осталось ни одного Поднятого. Люди одолели напасть, почти чудом, но победили.

Князь Верес лично забил огромного козла своим знаменным копьем. Обычное оружие его просто не пробивало. Он отправил воинов дальше вглубь леса отлавливать и добивать оставшихся мертвяков, а сам остался, задумчиво разглядывая рогатую тушу скакуна, что при жизни явно был обычной безобидной домашней животиной. От созерцания его отвлек подошедший Миха, следом за которым семенил гоблин с порванным бубном.

- Чачу, - удивился князь, - Ты зачем бубен разодрал?

- Чачу умный, - с достоинством ответил гоблин, - Чачу знает. Даже гоблин порвать бубен не может.

- А кто может? – спросил Верес со слегка наигранной строгостью.

- Бубен сам порвался, - гоблин тяжко вздохнул и пожал плечами, - Так боги решили. Боги мудрые.

- Да, - согласился князь, - Ты прав, Чачу. Скорее всего бубен сам порвался. Даже знаменные атрибуты разрушаются, если натяжение сил становится для них чрезмерным.

Верес перевел взгляд на Миху:

- Как там… обстановка?

- Королеву, хана и Вакулу сдал целителям, - доложил Миха, - Они выживут.

- Сам-то как?

- Та, на мне ж как на собаке… - легкомысленно отмахнулся Миха, - Без всякой заморозки зарастет.

Князя до сих сбивала с толку некоторая противоречивость в Михином поведении. Новоявленный медвежий царь с легкостью принимал свое подчиненное перед князем положение, но с той же легкостью оставался себе на уме и действовал совершенно независимо.