|
А моя жестокость не идет ни в какое сравнение с ее собственной. Никто не может обидеть нас хуже и унизить больнее, чем мы сами. Только мы знаем, где в прореха в нашей кольчуге и куда направить копье. Так что пусть поплачет, а когда протрет глаза, то быть может увидит, что мир не такой уж мерзкий. Штернкинд, — склонившись над девушкой, фон Кролок участливо погладил ее по растрепавшимся волосам и помог встать, — по каким предметам у тебя были отличные отметки?
Отворачиваясь, та пробормотала. — По арифметике, логике и латыни. — Чем равняется квадратный корень из 167? — 12,922848. — Опиши строение уха. — Auricula, meatus, incus, malleus… ох, если папа узнает, он меня убьет! — А с твоим отцом мне еще предстоит серьезный разговор! И как он только додумался — наказывать тебя за то, что ты не похожа на других девушек, и принуждать тебя к тому, что тебе противно… — Ну что возьмешь со смертных? — поддакнул Герберт. — Они обращаются со своими отпрысками из рук вон плохо. Не то что мы, вампиры. Мы ж так никогда не поступим. Измерить долю сарказма в словах виконта не представлялось возможным, потому что измерительный прибор непременно бы задымился. Граф лишь сверкнул глазами в сторону сына и вновь обратился к Саре. — На самом деле, все не так плохо. — О, «плохо» тут вообще не причем. — согласилась Сара, — БОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИМ СЛОВОМ БУДЕТ «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ КОШМАР»! Ну допустим, я прочитала медицинскую энциклопедию от корки до корки, но прок от этого какой? Чтобы ощипать курицу знание анатомии не требуется. Да, я умею умножать трехзначные цифры в уме, но у меня никогда не будет столько денег, чтобы считать их столь экстравагантным способом. Я умру в нищете, старой девой! Ну скажите, неужели кому-то нужна такая жена? Ведь жена должна быть ангелом в доме. — Поверь, Сара, ты настоящий ангел, — честно сказал Герберт. Для упыря ангел — это существо, от которого исходит солнечный свет и пахнет ладаном, которое держит в руках крест и изъясняется цитатами из псалмов. Иными словами, очень неприятный гость. А фроляйн Шагал могла заткнуть за пояс все девять ангельских чинов. — Ты мне льстишь, — всхлипнула девушка. — Вот помнишь ты спрашивал, есть ли у меня высокие устремления? Представь себе, есть. Как только я в первый раз увидела мышцу в разрезе, мне захотелось стать доктором… Но в университеты женщин не принимают, я же знаю. Профессор неопределенно помахал зонтом. — На самом деле, такая парадигма мышления свое уже отживает. Прогресс медленно, но все же добирается и до науки. Вот, к примеру, сколько веков ламиелогия была в опале, но в Кеннигсберге ее наконец признали полноценной дисциплиной… — Кстати, о вашей альма матер, Профессор. Вам знаком некий Генрих фон Граб? Абронзиус задумчиво потеребил кончик носа. — Вы о докторе Грабе? Который основал кафедру гематологии и возглавляет его уже почти 80 лет? — Столетьем больше, столетьем меньше. — Он любит устраивать заседания кафедры в полночь? — уточнил Альфред. — А среди его студентов стопроцентная посещаемость, потому что те, кто завалил сессию, таинственным образом исчезают? — У него на щеках такая щетина, словно он бреется, не глядя в зеркало? — Да, это добрый старый Генрих. На месте Сары я бы обратился к нему с просьбой о зачислении. — Боюсь, это неосуществимо, — нахмурился Абронзиус, — доктор Граб весьма консервативен, до сих пор в кровопускания верит. О его неприязни к прекрасному полу ходят легенды. |
