91

окаянному, такие преступления, каких он не совершал, особенно же если их и вовсе невозможно было совершить. Гр. Кутузов в своей драматической сцене заставляет Святополка убивать схимонаха Варфоломея, причем выводится также старец Иринарх, строитель скита пустынножителей. Все это принадлежит, очевидно, к монашеству греко-восточному. Между тем действие происходит в 1019 г. в пограничной местности между Польшей и Богемией, т. е. в Силезии или в Моравии, а в этих странах восточное монашество, если бы и успело появиться со всеми своими особенностями в краткое время епископства св. Мефодия (в IX-м веке), то во всяком случае к началу XI века давным-давно исчезло {17}.

Это, конечно, мелочь. Любопытно не то, что автор произвольно и неудачно усугубил окаянство своего героя, а то, что он во всей истории заинтересовался только одним этим окаянным. Такой выбор мрачного злодея в качестве единственного исторического сюжета кажется мне не случайным: он находится в связи - вероятно, невольной и несознанной - с господствующим миросозерцанием нашего поэта и с его взглядом на историю. Признавая жизнь бессмыслицей, он в историческом движении человечества видит не только "чужой шум", "лести звук пустой" и "праздных слов игру", но даже какое-то злодеяние. Основной мотив исторического прогресса есть покорение дикой природы человеческим духом. Но именно это кажется поэту чем-то греховным, заслуживающим кары и получающим ее. Такая идея, согласная с общим пессимизмом гр. Кутузова, вдохновила его поэтическую сказку "Лес", содержание которой он нашел в прозе А. Додэ, но взял по праву как свое и претворил в прекрасные стихи {18}.

Есть берег чудесный - морская волна,

К нему подбегая, смолкает;

Там силы дремучей и тени полна,

Кругом вековая царит тишина,

Там лес-богатырь почивает.

Он дремлет, и грезит, и шепчет сквозь сон.

Волшебен и странен тот шепот,

Как темная молвь стародавних времен,

Как дального веча торжественный звон,

Как моря безбрежного ропот.

В это дремучее царство дикой природы пришли люди, после упорной борьбы с лесом одолели его, выжгли себе место и построили город.

92

То было уж поздней осенней порой,

И лес их оставил в покое.

Гордилися люди победой такой

И славили мудрость свою... но весной

Вновь горе постигло их злое.

Лес ожил, набрался дикой силы и задавил человеческую культуру.

И скоро не стало дворцов, площадей,

Проездов и улиц широких.

Все скрылось во мраке мохнатых ветвей,

Лишь крики, проклятья и стоны людей

Носилися в дебрях глубоких!

Все реже и глуше звучали они,

Деревья сплетались все гуще;

В вершинах, как _в добрые старые дни_,

Пернатые хором запели в тени,

А лес разрастался все пуще!

Свершилось! - В живых ни единой души

На месте борьбы не осталось,

И вновь все заснуло средь мертвой тиши;

Людей появленье в чудесной глуши

Как сон мимолетный промчалось!

И ныне, как прежде, морская волна

Близ тех берегов умолкает,

Где, силы дремучей и тени полна,

Кругом вековая царит тишина,

Где лес-богатырь почивает.

Сочувствие поэта диким силам природы, беспощадно истребляющим не только дела человеческие, но и самих людей,- довольно характерно. Пускай это сказка; но ведь было действительно время, когда не только тот неведомый берег, но и весь земной шар был покрыт сплошными дремучими лесами. Для появления и развития человеческой жизни необходимо было восстание и борьба против этого дикого царства, т. е. преступление de lese - nature* - с точки зрения нашего поэта, который, чтоб быть последовательным, должен желать и этому всемирно-историческому преступлению такой же кары и такого же конца, какие описаны в его сказке.