Когда мы замечаем, что чей-то чужой пациент как-то странно дышит или у него подозрительные результаты анализов крови, то мы просто обязаны с этим разобраться, ну или хотя бы проследить, чтобы с этим разобрался кто-то другой. Я практически уверен, что инженеры по отоплению не испытывают подобных чувств по отношению к каждому поломанному паровому котлу, с которым сталкиваются по работе. Понятно, что тут речь идет о жизни и смерти, и именно это выделяет нашу профессию на фоне всех остальных и делает ее столь непостижимой для окружающих.
Я перезвонил Саймону в тот же вечер после проведенного кесарева. Я сократил наш сеанс психотерапии до 20 минут. От меня только и требуется, что выслушать, посочувствовать и заверить, что неприятные чувства пройдут. Он, должно быть, отдает себе отчет, что каждый раз у нас происходит один и тот же разговор, однако это явно не имеет значения – ему просто нужно знать, что есть человек, которому не все равно. На самом деле в этом во многом и состоит задача врача.
9 октября 2006 года, понедельник
Сегодня повседневный идиотизм пациентов явно перешел черту, и я уже начал осматриваться вокруг в поисках скрытых камер. После длительной беседы с мужем одной пациентки о том, что все презервативы, какие бы он ни пробовал, оказывались ему малы, мне удалось выяснить, что он натягивал их себе прямо на яйца.
10 октября 2006 года, вторник
Я упустил суть спора, однако вылетевшая из женской консультации женщина истошно кричала на медсестру: «Я плачу тебе зарплату!» Сестра закричала ей в ответ: «Тогда можно попросить ее повысить?»
19 октября 2006 года, четверг
Мое невозмутимое лицо многие годы не подводило. Оно не оставляло меня, когда 80-летний старик рассказывал про то, как пользуется огромной анальной пробкой, или когда я любезно объяснял паре в клинике лечения бесплодия, что втирание спермы в пупок вряд ли поможет им зачать ребенка. Я просто сидел и спокойно кивал, словно игрушечная собака на приборной панели машины. «И какого именно размера эта пробка, говорите?»
Сегодня, однако, я все-таки дал слабину. Во время утреннего обхода палат один студент-медик представлял пациентку по фамилии Очанова – 70-летнюю женщину, которая лежала в палате гинекологии после кольпорафии (Кольпорафия – ушивание стенок влагалища. – Примеч. перев.) в связи с сильным опущением матки. По нелепой случайности он назвал ее «пациентка Очканова», и тут я, подобно пациентке, уже не смог сдержать все внутри себя.
23 октября 2006 года, понедельник
Вызвали в отделение неотложной помощи, чтобы осмотреть одного джентльмена лет за 70. Я решил уточнить у работающего там интерна, в курсе ли он, что я работаю в гинекологии и мужчины – не совсем моя специализация. Как оказалось, ситуация сложная, и он пообещал мне все объяснить на месте.
Итак, я встретился с пациентом, который оказался индусом, не знающим на английском ни слова. Он приехал в отпуск навестить родных, один из которых – также не говорящий по-английски – и сопроводил его в больницу. Они связались по телефону с переводчиком с панджаби, чтобы узнать, на что пациент жалуется, и трубку передавали туда-сюда. Этот переводчик, однако, судя по всему, нагло наврал в своем резюме – казалось, на панджаби он говорит лишь немногим лучше, чем любой, кто не знает на панджаби ни слова.
Мужественный персонал отделения неотложной помощи долго и упорно выяснял с участием переводчика, в чем проблема, и в итоге им удалось установить, что у пациента кровотечение «снизу», которое не прекращается уже целую неделю, и также что он – а именно поэтому меня и вызывали – гермафродит. Я сказал интерну, что искренне сомневаюсь, будто этот пожилой бородатый мужчина является наполовину женщиной, и попросил дать мне трубку, чтобы я поговорил с переводчиком. |