Но что, если случится серьезная неотложная ситуация, с которой ни один врач не сможет справиться в одиночку? Для которой потребуется целая врачебная бригада акушеров, анестезиологов, педиатров, может даже, врачей и хирургов других специальностей? В таком случае единственное верное решение – это вызывать «скорую», чтобы пациента забрали в отделение НСЗ, предназначенное для подобных ситуаций, и надеяться, что он не умрет, не успев туда добраться.

Если вам нужны конкретные примеры, то попробуйте вбить в поиске названия частных родильных отделений вместе с фразой «внесудебное урегулирование». Как я уже сказал, еда там всегда превосходная. Стоит ли она того, чтобы за нее умереть, – решать вам самим.

Что касается меня, то лично я не стал бы даже рисковать оказаться старшим врачом, когда что-то пойдет не так, так что ушел из частной медицины после нескольких месяцев таких ночных дежурств. Было немножко жаль, потому что я уже решил, какого цвета униформу будет носить мой водитель.

9 августа 2008 года, суббота

Моих друзей, не имеющих отношения к медицине, всегда впечатляет, когда я ставлю диагнозы людям на улице по их внешнему виду – словно эдакий экспресс-доктор Хаус. У дамы в автобусе ранний Паркинсон, у мужчины в ресторане – липодистрофия из-за препаратов для лечения ВИЧ, у парня с характерными изменениями глаз – повышенный холестерин, дергающиеся руки – больная печень, изменения ногтей на руках – рак легких.

Вместе с тем всему, как оказалось, есть время и место. «Вагинальный трихомониаз», – гордо сказал я, показывая на следы от характерных зеленоватых выделений на половых губах стриптизерши. Испортить мальчишник оказалось проще, чем я думал.

11 августа 2008 года, понедельник

Моральная дилемма. Работал врачом на замену в родильном отделении одной частной клиники, и акушерка вызвала меня, чтобы я осмотрел роженицу с тревожными показаниями фетального монитора. Я дал пациентке понять, что помогу ее ребенку появиться на свет, потому что у него начал падать пульс. Я сказал женщине, что времени ждать консультанта нет, но все будет в полном порядке. Она отнеслась с пониманием.

Выйдя из палаты, я позвонил ее врачу-консультанту, мистеру Долохову – традиционный знак вежливости, когда имеешь дело с пациентом частной клиники. Он, однако, оказался не столь вежливым в ответ. Сказал, что будет уже через минуту и направится прямиком в палату: ни при каких обстоятельствах я не должен принимать роды у «его» пациентки. Вернувшись в палату, я начинаю готовить все необходимое к его приходу – щипцы, другие инструменты, набор для наложения швов. А потом решаю, что это нелепо – ребенку явно нездоровится, и с каждым мгновением, проведенным в утробе матери, его состояние будет только ухудшаться. Что, если его «буду через минуту» на деле означает то же, что и у таксистов? Если ребенок пострадает от моего бездействия, то под ударом окажется моя лицензия, а не его. Хуже того, ребенку будет причинен вред. Если мистер Долохов захочет написать на меня жалобу, то в худшем случае я просто больше никогда не смогу работать в больнице, в которой у меня нет ни малейшего желания работать.

Я принял роды – ребенок не сразу делает свой первый вдох, однако вскоре оживает, а результаты газового анализа крови пуповины подтверждают, что ждать и правда было нельзя. Выходит плацента, я зашиваю надрыв, вытираю пациентку начисто и говорю: «Адам – отличное имя».