Наверное, если у меня когда-нибудь (надеюсь на это!) будет дочь, то сумею заплетать девочке косички, а еще плести ей венки из самых красивых полевых цветов, но сейчас я изготавливал ремешок для кистеня, не зная, что приспособить под ударный груз. Гирьки я не найду, ничего тяжелого при себе нет… Ну, коли нет, надобно отыскать.

Я опять принялся ощупывать стены, надеясь, что наткнусь на какой-нибудь выпирающий камушек, который сумею вытащить, но, увы, ладонь нашаривала только гладкую поверхность. И не лень же кому-то было стараться, чтобы все получилось гладенько, без зазоров! Значит, опять все упирается в дверь и в прямом, и в переносном смысле.

Стараясь шуметь потише, поминутно останавливаясь и прислушиваясь, сумел осторожно снять дверь с петель, приставил ее к стене, а потом принялся вытаскивать косяки. Поверьте — производить свои действа наощупь, в кромешной тьме, очень непросто.

И вот тут-то и подвернулась удача — сумел нашарить в одной из дыр, куда, вероятно, когда-то и вставляли крепление, небольшой скол, надавил и получил кусочек гранита. Да, небольшой, но если пристукнуть им с краю…

Все получилось и у меня в руке оказался кусок камня, размером с кулак. Взвесив его на ладони, мысленно хмыкнул — легкий, надо бы тяжелее, ударил по сколу еще разок. Вот, теперь самое то! От воодушевления показалось, что начал что-то видеть впотьмах. По крайней мере, уже не чувствовал такой беспомощности, как в самом начале. Или в туннель все-таки проникал свет? Нет, не могло такого быть.

— Трудишься? — отвлек меня брауни, появившийся в камере с корзинкой.

— Угу, — кивнул я, воспользовавшись свечением от домового, чтобы осмотреть будущее оружие. А что, вполне себе симпатичный осколок, только его нельзя сразу на косы крепить, изрежет. Значит, не зря я шнурочки взял, пригодятся.

— Извини, задержался, — повинился брауни. — Окорочка искал, факелы. Давай, жуй, а за кавой позже смотаюсь. И еще — умой-ка руки, а заодно и морду — смотреть тошно, я тут тебе и водички прихватил.

— Молодец дедушка! — обрадовался я.

Держать тело и белье в чистоте — первая заповедь наемника. Грязнули долго не выживают, загибаясь не от вражеского клинка или стрелы, а от коросты да от болезней. А если не получается помыться, то хотя бы почаще мыть руки, чтобы не заносить всякую грязь в собственный рот. Увы, не всегда под рукой оказывалась вода и мыло, но я старался, по мере возможности, омывать тело и стирать белье.

Умывшись, напившись, почувствовал себя значительно лучше. Заодно можно занозу вытащить. Я-то о ней почти забыл, сама напомнила. Теперь можно и окорочками заняться. Ух, вкусно!

— Дедуль, а сам-то чего не ешь? — спохватился я, когда в корзинке остался последний окорочок и единственный кусок хлеба.

— Да сытый я нынче, — похлопал брауни себя по животику. — Курдула нынче пирогов напекла — Кэйтрин ждала, так мне пара кусков перепало. Доедай, а я за кавой пошел.

Кава — так и не выяснил, откуда старик ее таскает, как всегда, оказалась выше всяких похвал и меня даже разморило, накатилась лень. Чтобы ее побороть, спросил:

— Дедушка, а ты в лагерь не заскочил?

— А как я туда могу заскочить, если тебя там нет? — пожал плечиками старик. Вздохнув, добавил. — Пытался, по правде-то говоря, да не смог. Даже мага не смог увидеть.

— Ну, ничего страшного, — утешил я сникшего брауни. — Ты у нас и так очень сильный. Вон, куда только не мотаешься.

— Я? Сильный? — хохотнул старичок. — Я весь такой же, что и прочие домовые, это хозяин у меня не от мира сего… Ладно, не ломай голову, пора мне.