Вот размороженное мясо возьми и держи ещё бутылочку токайского. Только не переусердствуй. Вернёшься сегодня. И перцы из бабушкиной теплицы. И пару помидоров прихвати.
Глава 5
Открытие
К Наталье Сёма пришел раньше всех. А вскоре появился и Фил. Он принёс молодой картошки и укропа. Последней была Ольга, которая ничего с собой не взяла, зато оделась так, словно это главное событие в её жизни. Словом, при полном параде.
Угощение приготовили быстро: пока отваривалась картошка, Филипп старательно резал салат и не видел, как Натка в мгновение ока пожарила эскалопы, проведя над ними ладошкой. Еще тот же Филипп сказал про вино, что оно больше похоже на сок, чем на выпивку — совсем не пробирает. То ли дело наливочка, которую «милая Натали» категорически запретила ему приносить.
Потанцевали на пятачке между столом и телевизором и, перед тем, как разойтись, условились о встрече завтра около больницы. Зачем нужно горбатиться на переноске мебели — Филипп не поинтересовался. Просто его об этом попросили, вот он и придёт. Заодно передохнёт от зубрежки скучных наук.
Потом Сёма провожал Олю. Они шли, держась за руки, и разговаривали о каких-то пустяках.
— А ты не улетишь с Земли на эту свою далёкую планету? — вдруг совершенно невпопад спросила она.
— Если ты не согласишься лететь со мной, то я тут останусь, — сморозил он в ответ явную глупость. Потому что ни на какую планету его никто не звал.
Тем не менее, оба мгновенно смутились и дальше шли молча. На крыльце подъезда немного постояли в нерешительности, но ни обняться, ни поцеловаться не отважились.
Хотя, вчера и подразумевалось, что Оля на переноску мебели не придёт, но она прекрасно слышала, когда и где встречаются ребята. И пришла, одетая для работы.
Столы, шкафы, тумбочки — всё это было ей не под силу. Она таскала стулья и табуретки. Зато в архиве её сразу поставили распоряжаться, что вслед за чем брать и куда потом складывать. Наташа, а она сложена крупнее, незаметно помогала себе своей неведомой силой, да и Сёме не раз пришлось к ней прибегнуть, но Фил честно выкладывался, вкалывая, как папа Карло. Зато уже к обеду каморка, куда стаскивали бумаги, была отсечена от коридора высокой баррикадой, за которой укрытая от посторонних глаз Ольга могла спокойно рыться в документах.
Чтобы достать её оттуда, ребята пред уходом убрали с десяток толстых связок с пыльными папками и тихонько, за руки, вытащили подругу из этого закутка.
О достигнутых успехах она доложила только на обратном пути, когда Филипп отвернул к своему дому:
— Есть запись в журнале за шестое июля семьдесят восьмого. Сразу четыре младенца для которых отмечено, что мать неизвестна. Но ни имён, ни фамилий, ни откуда взялись — ничего не написано. Только вес и примерный возраст — от трёх до семи дней. То есть — на глазок прикинуто.
— Видимо, по состоянию пуповины судили, — пожала плечами Наталья. — Возможно, она выглядела на три дня, а всё остальное было как у недельных деток. Ну, я в точности всех признаков не знаю, но в этот период, сразу, как родятся, дети не набирают вес, а теряют. Так что столь неуверенная оценка меня не удивляет. А что говорится про пол?
— Два мальчика и две девочки. Состояние оценено как нормальное. И, группы крови указаны. У мальчиков вторая, а у девочек третья. И ещё отмечено, что они не являются однояйцевыми близнецами.
— Однояйцевые не могут быть разнополыми, — пробормотала Наташа. — Тогда по датам выходит, что в роддом нас доставили через неделю, после появления света за рекой. И, значит, родились мы уже здесь, на Земле в течение четырёх дней — не обязательно одновременно, и не у одной матери.
— Вот видишь, Оль! Оказывается — мы земляне. |