|
Не так давно, где-то пару недель назад, в телефонном разговоре мама сказала, что Кирилл расспрашивает обо мне. Когда заходит за Лизой – обязательно что-нибудь да спросит. Где я учился, с кем дружил, как меня занесло в хлебное дело. А однажды даже напросился смотреть мои детские кактусы. «С какой радости ты его принимаешь? – набросился я на маму. – Из-за него я болтаюсь в космосе! В ледяной пустоте! И неизвестно, сколько мне ещё бороздить галактики! А ты пускаешь его в дом да ещё выбалтываешь личную информацию!» «Он адекватный, уважительный человек, в отличие от тебя. Я привыкла относиться к уважительным людям по-человечески», – возразила мама, и я дал отбой. Правда, накурившись вволю, перезвонил.
– Вот именно поэтому, – сказала мама, услышав мой голос, – Кирилл – с твоей семьёй, а ты «бороздишь галактики»! Помню, в тот же вечер я хотел поехать к нему и выяснить напрямик – с какой целью он интересуется моим хлебом, кактусами и друзьями? Но мне не хватило злости. Из часто открываемой двери дуло мокрым снегом. Покупатели приносили с собой густую и скользкую, истинно зимнюю слякоть. Я поёжился и оглянулся – где, и правда, уборщица? – Ну ты чего раскис? – спросил Петя. – Всё равно я проиграю, – отозвался я. – У меня нет оружия его уровня. Подумай, чем я воюю? С самого начала и по сей день – деньгами, материальными ценностями. Булочная, дом на природе – всё то же, что и раньше, хотя давно уже знаю, что Майю этим не купишь. А у него – оружие высшего порядка. Чистая жизнь, неспособность к ненависти. Он с таким добром не шевельнув мизинцем меня побьёт. Ну серьёзно, чувствую себя дикарём – с топором на летающую тарелку! Петя выслушал меня, не перебив. – Я тебя понимаю! – сказал он сердечно. – Сам знаешь, какой дрянью я теперь занят, но тебя понимаю – правда. Действуй! Переквалифицируйся в праведники! Я считаю, если есть цель – жми до победного. Отдай всё, живи в шалаше – но победи! – Я и так живу в шалаше! – усмехнулся я. Мы вышли на улицу. Петину машину укрыло кружевом снега. Он нежно смахнул его щёткой. – Петь, спасибо за всё! – сказал я, и он укатил. А я пошатался ещё, припоминая солнечное утро, траур и как отвернулась от меня Мотя. Припомнил затем и лоток с калачами. Снежная кутерьма совсем засыпала мне мозги. Пора было ехать, закручиваться в чёрный, вьюжный коридор леса. А когда, припарковавшись на свежем снегу, я вышел закрыть ворота, до моих ушей долетел стон – тоскливый скрип, идущий из глубины участка. Я вгляделся: это пела, раскачиваясь, сорванная с верхней петли дверь бытовки. При ближайшем рассмотрении выяснилось: следы вели к ступенькам не от калитки, а со стороны леса. Их было много. Мне показалось – целый полк. Помедлив, я взошёл на две ступеньки и включил свет: выстуженная комнатка была полна мокрой грязи. В грязи этой мне почудился запах южного базара, разбитого и скисшего арбуза. Беглый осмотр показал: незваные гости экспроприировали ноутбук, электродрель и ещё по мелочи. Но главное, они выволокли обогреватель, которым отапливалась бытовка. Я закрыл дверь, надеясь, что тепло вернётся само собой. «Ничего, – вдруг подумалось мне. – Можно жить так. Уснуть. А там надышу, и станет теплее». В юности на северном еловом острове я видел пещеру, где много столетий назад жил русский праведник. Как он зимовал в ней, навещаемый ледяными ветрами? Это вам не Афон и не Палестина. Блаженство духовного прибежища – вот тайна. В этом смысле мой сарай был тоже не лыком шит. Я давно бы снял квартиру в городке, но мне казалось – в этой новой необустроенной жизни на юру таятся свои подарки. Так вот они – принимай! Минут двадцать я пробыл в разорённом жилище и уже надышал порядочно – пар завис над столом, но теплее не становилось. |
