– Не надо, Мариша, это зрелище не для слабонервных. Тебе потом кошмары будут сниться. Не волнуйся, я уже начала привыкать, даже чему-то научилась, справлюсь как-нибудь.

Тяжелый разговор

Пульхерия знала, что разговор с папашей Гранде будет нелицеприятным, но действительность превзошла все ожидания. «Удивительно, сколько в нем злой, негативной энергии», – думала она, глядя на его побагровевшее от ярости лицо, надувшиеся от напряжения вены, выпученные, полные ненависти глаза.

Александр Николаевич орал так, что стекла дрожали и с толстых фолиантов в красивых, тисненых золотом переплетах осыпалась позолота. В его речи, вернее, воплях присутствовало много нецензурных выражений. Обычно примитивные люди используют их без всякого смысла, просто для связки слов в предложениях, он же ругался виртуозно. Слушая его замысловатую речь, Пульхерия вспомнила один очень старый анекдот. Иностранец, гуляя по Москве, увидел двух сантехников. Один из них, по-видимому, начальник, приказывал другому отнести на помойку старую трубу. У другого было плохое настроение, и он отказывался выполнить приказ начальника. Иностранец остановился, с интересом стал наблюдать за перепалкой и попросил переводчицу перевести ему их разговор. Девушка смутилась, но просьбу выполнила:

– «Возьми трубу и отнеси ее на помойку», – приказывает тот, что постарше, – сказала она. «Я имел вашу маму и эту трубу не понесу», – отвечает другой. «А я имел тебя и твою маму, поэтому ты должен эту трубу взять и отнести», – не унимается начальник. – «А я имел вашу маму, вашего папу, вас самого и эту трубу в придачу и ни за что ее не понесу».

У Пульхерии с папашей Гранде было, как в том анекдоте. Он вопил, что имел ее, ее родителей и всех ее друзей, а также следователя, собственного сына, Никиту Назарова и так далее и тому подобное. Он угрожал ей, ее родителям, ее сыну, следователю, Никите Назарову и собственному сыну. Кому поверят в суде? Ей, развратной интриганке, или ему и Гришеньке? Он вытащил ее из сточной канавы, пусть вновь туда отправляется, ест одни углеводы и закусывает их колбасой с нитратами. Если она думает, что сможет найти после всего приличное место работы, то ошибается. Отныне все будут указывать ей на дверь, даже место уборщицы на колхозном рынке будет для нее закрыто. Если она думает, что сумеет от него скрыться, то очень ошибается. Он ее выследит и изолирует. Единственное место, где ее будут ждать с распростертыми объятьями и со смирительной рубашкой – это психушка. У него есть знакомые психиатры, которые еще с советских времен знают, как усмирять диссидентов. Красок на описание ее жизни в психиатрической клинике он не пожалел, заявил, что там ее задницу будут иметь все – от чистого и опрятного главврача до грязного и вонючего санитара.

Пульхерия слушала этот бред и улыбалась. Увидев ее улыбку, папаша Гранде вдруг переменил тон и заговорил, как любящий отец с набедокурившей дочкой.

– Пульхерия, ты же умная девушка. Зачем тебе все это? Давай уладим дело полюбовно. Я позвоню следователю и скажу, что у тебя нервный срыв, ведь этот Никита был когда-то твоим мужем.

– Александр Николаевич, я не легкомысленная девушка, а бабушка с некоторым жизненным опытом, и очень долго обдумывала это решение. Приняла его я не под влиянием спонтанных эмоций, а вполне осознанно и, видит Бог, оно далось мне нелегко. Странно, что вы этого не понимаете и ведете себя не как цивилизованный человек, а как вождь каннибалов. Очень сожалею, что не оправдала ваших ожиданий.

Она повернулась и пошла прочь. Вслед ей полетели новые проклятия.

– Пуляша, ты почитаешь мне сказку?

Неожиданно она вспомнила, что Никита, когда был у нее, тоже читал девочке сказку.