Не понимает он искусства, чокнутый черномазый…
В это же время еще один человек решил заглянуть в Музей. У главного входа ему почудилась знакомая тележка. По-юношески гибкий и ловкий, он взобрался на забор, напряг молодые глаза. Нет, не почудилось. Она самая.
Вообще, Халлек был зол. На тележку, по большому счету, ему было наплевать, но грязные похитители влезли в его личную жизнь. Он видел, какие взгляды бросала Уллика Годси на младшего Люблена, этого прыщавого Курха. Конечно, — с их-то тележкой все в порядке… У них не было противных розовых китов. Подобного юноша простить не мог.
Наша тележка, злорадно подумал Халлек Гарби, вот папа-то обрадуется. А Уллика пусть кусает локти.
Глава XXX
Зоологический зал
Планкет выпрямил натруженную спину и огляделся: зал сиял чистотой. Загадочно поблескивали колбы с морскими гадами, скелеты крупных копытных в удивлении выставили безглазые морды; в дальних углах, там, куда не доставал свет ламп, вопросительными знаками застыли чучела экзотических птиц.
Планкет почувствовал прилив усталой гордости. Они это сделали! Даже обломки фальшивого черепа убраны — Фласк постарался. Уже один этот факт достоин занесения в анналы Кетополиса.
Планкет вытер пот со лба. Полярный медведь смотрел на механика сверху вниз, оскалив желтые клыки; дыра в брюхе исчезла. По белой вытертой шкуре пробежали тени. Даже не поднимая головы, Планкет слышал, как медленно и величественно раскачивается под потолком скелет горб… кашалота. Теперь — кашалота. Если не считать подобной мелочи, все вернулось на круги своя.
Дело за малым. Планкет шагнул к медведю и потянул за рычажок на подставке. Секунду ничего не происходило.
Внезапно чучело дернулось. Раз, другой — сердце Планкета упало. И вдруг, с едва слышным «чик-чик-чик» механизмов, медведь поднялся на дыбы, вскинул лапы с коричневыми обоманными когтями. Раскрыл пасть и беззвучно взревел. У Планкета мурашки пробежали по спине. Получилось! Зверь выглядел живым и по-хорошему страшным.
— Рад за вас, друг мой, — сказал Фласк за спиной механика.
Планкет повернулся. Певец зевал, широко раскрыв рот. Казалось, в чудовищной пещере его глотки рождается эхо. Стул смотрителя под Фласком надсадно поскрипывал, держась из последних сил.
— Браво, Планкет! Хорошая работа, — раздался еще один голос. Фласк поперхнулся, взмахнул руками; не удержал равновесия.
— Господин Шульц? — прохрипел певец, лежа на полу.
— А ты ждал кого-то еще, Сайрус? — Гибкий Шульц улыбнулся. — Поднимите его, джентельмены, будьте так добры. Мне кажется, моему дорогому другу Фласку сейчас, как никогда, нужна ваша помощь.
«Да, кэп», — нестройно пробурчали два близнеца в серых пальто. Фласк съежился в тщетной попытке стать невидимым. А еще через мгновение битой тушей повис между громилами.
— Посадите его, господа. Будьте добры, — Шульц был сама учтивость, и от этого кровь стыла в жилах. Зловещая насмешливая манера Гибкого пугала до полусмерти.
— Лицо твое черно, но кровь твоя красна… — разнесся по залам высокий, надтреснутый, словно бы стеклянный голос. — …КРАСНА!
— Что за черт? — Шульц покрутил головой.
«Серые» полезли в карманы пальто, в руке одного блеснул короткоствольный револьвер — Планкет зажмурился. Нервы были на пределе.
В следующее мгновение механик услышал грохот выстрела, и темноту под веками разорвала желтая вспышка. Затем началось жуткое: звук удара, вскрик, металлический скрежет, еще удар и через паузу — звуки падения: раз и два.
Убедившись, что еще жив, Планкет приоткрыл правый глаз. |