— А что! — говорю. — Требования ничего, приличные! Мне они нравятся! У нас бы в отряде ввести такие законы!

— В таком случае, — сказал Борис Борисович и как-то по-чужому посмотрел на меня, — вступай в их группу. Будешь трубки у телефонов обрезать… Им не простая воля нужна, а преступная!.. Вступай — они научат!

Я обиделся.

— За преступление в тюрьму сажают, а вы почему-то не забираете их! Воля — это всегда хорошо.

На это Борис Борисович ничего не ответил, а в конце разговора подбросил кусочек философии вроде своей «мысли повторенной».

— Запомните! — говорит. — Бывает воля преступная. Красота встречается порочная. Свет — убийственный. Есть простота, которая хуже воровства. Сила бывает тупая. Гений — злой… Таких понятий очень много. Подумайте над ними.

Когда мы вдвоем остались, Бун сказал:

— Задира ты все-таки порядочная! Борис Борисович к нам по-человечески, а ты!..

— А что я?

— А ты колешься, как заноза: приличные требования, почему не забираете в милицию? Не забирает, потому что не может! Поймать надо с поличным.

— С трубками?

— Хотя бы с ними!

А ведь верно! Бун опять прав! Умней он меня, что ли?.. И конечно, не надо мне было так с Борисом Борисовичем разговаривать! Что он плохого мне сделал? Противно даже, потому что исправить трудно! За ним не побежишь, слова назад не выпросишь! И кто меня болтать заставил? Может, я — злой гений какой-то?..

— Слушай, — говорю, — Бун! Ты-то хоть не злись! Ну, виноват! Сажайте меня в тюрьму, только ненадолго: у меня дело есть — хочу помочь Борису Борисовичу!

— Нужен ты ему очень! — ворчит Бун.

— Не я, а мы!

— Ладно! — говорит Бун. — Ты передо мной не юли! Я не Борис Борисович! Идем домой! У нас с сегодняшнего дня распорядок строгий. Ужин в половине девятого, чтобы ты не похудел без родителей.

Слушайте приказ!

Будильника мне не надо: пап-с-мамой приучили. Проснулся, посмотрел на часы — ровно половина седьмого. Полежал, к себе прислушался: как-никак, а один в квартире я ночевал впервые. И проснулся один тоже в первый раз.

Как себя чувствуете, товарищ Данилов?.. Все бы хорошо, если б только не вчерашнее. Ни за что, ни про что обидел Бориса Борисовича. Идиот… А выход один — помочь ему. Собрать отряд, выставить у телефонов дозоры, переловить всех этих мембранщиков и привести к Борису Борисовичу. «Вам они с поличным нужны? Пожалуйста! Трубки у них в карманах. Теперь автоматы будут в порядке и новоселы могут звонить в любое время — хоть ночью!»

План этой операции еще вчера у меня в голове вертелся. Буну я о нем ничего не сказал. Но он согласится, конечно! А вот интересно, как Васька Лобов отнесется? Думаю, что тоже поддержит мою идейку. Подбородок поскребет и поддержит! Четверть уже кончается, экзаменов у нас, тьфу-тьфу-тьфу, нету — почему не поддержать?

Все это я думал еще под одеялом. С кровати меня сдернул звонок. Бегу в трусах к двери. И вдруг застопорило меня в коридоре. Вспомнил, что Борис Борисович предупреждал о бдительности.

Этой минуты я никогда себе не прощу!

Топчусь на месте. В голове — чушь трусливая. Кто-то гаденький шепчет в уши:

— Берегись! Берегись!.. Хоть спроси, кто это?

У нас никогда таких вопросов не задают. На звонок открывают, и все.

— А еще комсомолец! — молча прикрикнул я на этого гаденького шептуна.

— А вот и нет! — хихикает он. — Еще не комсомолец!

— И не будешь! — отвечаю.