Изменить размер шрифта - +
По крайней мере так сказал Лэнк. Наверно, Алике ждет, а может, и нет. Брэт не сказал напрямик, а обошелся полунамеками и полутонами: „Все зависит от твоего решения, Аш. Сделай то, что ты считаешь необходимым“.
   Я тихо постучал.
   Целую минуту никто не открывал, и за это время я принял решение повернуться и уйти, но изменил его.
   В замке повернулся ключ, щелкнула задвижка.
   Когда она открылась, я хотел посмотреть в лицо высокой женщины… Но передо мной стояла маленькая, тоненькая девчушка, прямые черные волосы были завязаны в хвостик, лицо широкоскулое, серьезные карие глаза. Она была одета в мальчишескую футболку с Т-образным вырезом, из-под которой виднелись длинные белые ноги. Сколько ей может быть? Лет восемь или меньше?
   Девочка взглянула через плечо: — Мам?
   Алике стояла у дальней стены, держа обрезанное ружье десятого калибра. Такие ружья, заряжаемые патронами „дум-дум“, существуют для того, чтобы ходить на медведя. Оно было направлено прямо мне в грудь. Поплясав в ее руках, ружье опустилось, и невнятный голос женщины произнес:
   — Боже, ты совсем не изменился…
   * * *
   На ярко освещенной теплой кухне, на старом дубовом столе, стояла посуда с остатками ужина. В воздухе витал запах жареной курицы, металлические чайники и кастрюли стояли на плите рядом со сломанным комбайном. На столе также стояли чашки с дымящимся красным чаем и тарелка с рисовым пудингом.
   Алике указала на стол: — Хочешь что-нибудь?
   — Пожалуй, чаю.
   Она налила мне чашку и, пока я садился, поставила ее передо мной. К чаю прилагался светло-коричневый гранулированный сахар.
   — Боюсь, что последнее молоко мы пустили на десерт.
   Вошла девочка, села на стул, отпила чай и вопросительно уставилась на меня. Глаза ее были широко открыты, она ждала, что я скажу для нее чтонибудь важное и интересное. Кажется, дитя было в курсе происходящего.
   Алике продолжала стоять, наблюдая, как я кладу в чашку полную ложку сахара. Она немного поправилась, талия стала толще, волосы были завязаны сзади бантом. В них серебрились белые пряди, у глаз, и рта появились морщинки, рос второй подбородок.
   В свои пятьдесят лет Александра Морено все еще была красива.
   — Я надеялась, что ты зайдешь. Это моя дочь Кэй, — сказала она.
   Я улыбнулся маленькой девочке.
   — Привет, Кэй, меня зовут Ати.
   Девочка посмотрела на мать, хотела было задать интересующий ее вопрос, но, увидя невысказанную боль в глазах матери, не смогла. Она лишь улыбнулась в ответ:
   — Похоже на женское имя.
   Я засмеялся:
   — Конечно! Между прочим, когда я был в твоем возрасте, мне пришлось наставить немало синяков под глаза насмешникам. Сколько тебе лет, Кэй, восемь или девять? Ты уже большая девчушка.
   Она взглянула на мать: — Мне только семь.
   — Ее день рождения, — вмешалась Алике, — был две недели назад.
   Итак, восемь лет минус девять месяцев и две недели. Сейчас май, а тогда был конец августа.
   * * *
   Прошел час, может, немного больше, и все это время мы сидели и мололи всякую чепуху. Я посадил девочку на колено и принялся забавлять ее рассказами о жизни на другой планете. Говорил вещи, будто взятые из приключенческой книги — о том, как отряд под моим командованием заблудился в красных джунглях на планете Криптон, а за стволами деревьев сверкали высокие золотые горы.
   Алике сидела и слушала, ее лицо было немного встревоженным.
Быстрый переход