Михаил, хоть и не стратег был и даже без военного образования, ситуацию оценил. Москвичи давят на всех участках, холопы побежали. Но стрельцы войска мятежников ещё держались. Бежать, бросая оружие, для Михаила было бы унизительно. Всё же в войске он воин, пушкарь, мужик, в конце концов.

– Грузите пушки и огневой припас на сани, – распорядился он.

Приказ был выполнен с быстротою. Одна пушка была заряжена дробом, её уложили на последние сани прямо на лафете. Остальные пушки после выстрелов не заряжали, уже некогда было. Обоз тронулся. К пушкарям подлетел на коне один из помощников Болотникова.

– К Серпухову отходим! Пушки сберегай!

И умчался. Да и без напоминаний Михаил пушки бы не бросил. Не успели версту проехать, как сзади разбойничий посвист, топот копыт. Михаил замыкал свой обоз, поскольку опасность могла настичь сзади. Он справедливо полагал, что командир должен быть там, где опасно, своими глазами видеть ситуацию. Догоняли обоз всадники из конницы Шуйского. Один из верховых на пике имел чёрный флажок как опознавательный знак. Отряд невелик, в полсотни сабель, но пушкарям обороняться особенно нечем. Михаил увидел только один выход.

– Стой! – приказал он возничему.

А тот ушам не верит. Как остановиться, когда сзади догоняют?

– Лошадь держи под уздцы! – приказал он ездовому.

Пушка заряжена, одно плохо – жаровни потушены, запальные трубы холодные. Так пистолеты за поясом есть. Два холопа по приказу Михаила, немного сдвинули сани, фактически наводя пушку по горизонту. Михаил к запальному отверстию пушки пороха подсыпал, поднёс пистолет, взвёл курок и нажал спуск. От искр кремневого замка пистолета воспламенился порох на стволе пушки, у затравочного отверстия. Выстрел! Сани густым чёрным дымом окутались. От отдачи сани вперёд швырнуло, Михаила задело, он упал. Сани оглоблями лошадь вперёд толкнули. Не ожидавшая подвоха лошадь на колени рухнула, билась в постромках. Михаил голову повернул. Как там преследователи? Повезло, что в пушке не ядро было, а дроб. Разлёт свинцовых картечин широк, да и точность прицеливания не так важна, как при стрельбе ядром.

Всадники понесли серьёзные потери. Лежали люди, валялись кони. Несколько оставшихся в живых разворачивали коней.

– Заряжайте пушку! – приказал Михаил. – Шустро!

Пушкари поторапливались. Нападение на батарею было первым при отступлении, но не последним. Михаил в это время подсыпал пороха на затравочную полку в пистолете. Горящую жаровню на санях не повезёшь, загорится. А пистолет выручил раз, выручит и другой. Через несколько вёрст соединились со стрельцами отступавших бунтовщиков. Обрадовались и пушкари, и стрельцы. Для пушкарей стрельцы прикрытие, а для стрельцов огневой щит. С каждой верстой отступающих становилось всё больше, примыкали маленькие отряды и одиночки из разбитого войска. В Серпухове задержались на несколько суток, собирая отставших. Так получилось, что казаки отряда Муромца отступали к Туле, а пешцы Болотникова к Калуге. Преследования царских войск не опасались, им самим раны зализать надо. Но и в Серпухове сидеть нельзя. Болотников понимал, что царские войска его в покое не оставят, будут преследовать. Так и получилось. И сам царь, и воевода Скопин-Шуйский на волне эйфории от первой победы жаждали добить Болотникова.

Переход для мятежников выдался трудным. В обозах раненые, а ещё холодно, снега полно. Частично по льду замёрзших рек, а то и санными путями, изымая по пути сани у селян, добрались до Калуги.