|
.. Она не слышала его речи, последней речи. А если бы и слышала, тоже не поняла бы. Да и кто мог бы его понять? Наверно, лишь один человек. Но и тот давно мертв и теперь глядит с холста - Ван де Влит! Люди совершают поступки, не зная толком зачем, просто потому, что считают это своим долгом, а затем... У Кеса во время игры старались не заговаривать с Терлинком. Возможно, все предпочли бы, чтобы его там не было. Но он там был каждый вечер, со своей сигарой, щелкающим футляром и мундштуком. - Ну что, Терлинк? Он отвечал: - Что? И, став в тупик, они продолжали партию. - Согласитесь, вы сами виноваты в том, что... Он улыбался, потягивая пиво. Дураки! Они вот-вот причислят его к людям вроде матери Клааса, которая вечно ноет, а напившись, неизменно заводится с полицией. Но зачем им это говорить? И пускать их в дом, ставший музеем, где каждая принадлежавшая Тересе вещь лежит на своем месте: например, бледно-голубые домашние туфли - у кровати. Он, как все, прожил жизнь. Разве, состарясь, он не обрел возможность прожить вторую? Вот что хотелось ему высказать в своей речи, но он не нашел слов. Люди, живущие теперь сдачей внаем вилл на побережье и торговлей земельными участками... Не важно: он ведь решил обо всем думать сам. Он уже не помнил точно, какие выражения употребил в своей речи. Он только чувствовал что если бы мог сказать все, что хотел... Он повесил портреты Тересы на всех стенах. Заставил Марту носить платья сестры. - Послушайте, Терлинк, мое положение здесь... И он, зная, что она все понимает, договорил: - Положение скоро изменится, не так ли? Как только кончится траур. Дом должен остаться прежним. Так не логично ли будет, если он женится на свояченице? Это не для забавы. Это для того, чтобы остаться вместе - с Марией и с домом. Чтобы было с кем говорить. Потому что если бы он захотел... 1938 |
