— Нет.

— У него есть армия, настоял мужчина, подходя к дочери, он болен, Эльба, и, если ты поедешь в Станхенг, его армия станет твоей.

— Ты не можешь, зашипела девушка, прищурившись от пелены, ты не посмеешь.

— Будь покорной.

— Ты продаешь меня!

— Это выгодный союз! Подумай о народе, о Лаохесане. Ты сама видела, что нас ждет.

— Не притворяйся, будто это нормально! Разозлилась Эльба, сгорбившись, будто бы змея перед атакой. Это мой дом. Ты мой дом! Как ты можешь так просто…

— Это совсем не просто, Эльба! О тчаявшись, прохрипел отец и взял руки дочери в свои. Его серые глаза поглотили печаль и решимость. Это не обсуждается. Ты поедешь, потому что ты дочь вождя, и тебе придется ставить интересы людей выше своих.

— Я не вещь, зашептала девушка, не вещь, не подарок, не оружие.

— Я знаю.

— Тогда почему отдаешь меня?

Эльба знала почему. Она все прекрасно понимала, но внутри было так больно, что перед глазами переворачивались привычные вещи, честь и долг. Ей трудно было дышать, стоять, трудно было даже говорить, потому что слова обжигали язык.

— В чера я собирался ответить отказом. Ты моя дочь, Эльба. И то, как я люблю тебя, Фьорда и Рию нельзя описать. Но ты сама видела, через что нам предстоит пройти. Будь то война между Арбором и Станхенгом, мы бы нашли иной способ защититься. Но Лаохесана в одиночку не победить. Эта война затронет весь Калахар. Если у нас не будет союзников, мы погибнем, и нечего будет спасать, не к чему будет возвращаться.

Атолл не должен был оправдываться, не должен был объяснять дочери, почему он принял такое решение, почему оно кажется ему разумным, но он говорил, ведь ощущал себя предателем. Для Эридана семейные узы превыше всего, и когда Эльба плакала, его кожа покрывалась дрожью, а сердце судорожно сжималось.

— Люди Вольфмана прибудут через несколько дней. Вождь опустил руки и отошел от девушки. Она стояла прямо, крепко стискивая пальцы. Тебя сопроводит Фьорд. Мне нужно остаться здесь, в Дор-Валхерене.

Эльба опять не ответила. «Немая стрела» так он называл ее пронзительный взгляд, полный глубокой обиды и свирепости. Девушка наблюдала за ним, а он отвернулся.

— Когда-нибудь ты меня поймешь.

Атолл ушел, и Эльба распахнула рот, чтобы втянуть больше воздуха.

Мир раскололся на тысячи частей, мир взорвался и безжалостно вспыхнул. Девушка без сил упала на траву и впилась ногтями в ледяную землю, осматривая водопады, хвосты извивающихся рек. Она была у себя дома, но чувствовала себя чужой и покинутой. Никто не разделил бы ее чувств и не смог успокоить. Пифия прогоняла ее, избавлялась от нее, и не объясняла, что Эльба сделала не так, когда провинилась.

Что ее ждало в Станхенге? Каким был Вольфман Барлотомей? Сумеет ли она когда-нибудь забыть слова отца и простить его? Понять его? Эльба закрыла ладонями лицо и в ужасе сгорбилась, слыша змеиное шипение в своей голове.

Девушка впервые ощутила себя по-настоящему одинокой. Будто инструмент в чьих-то руках. Е ю распоряжались, как хотели. Она была рычагом, условием, страховкой. Ее не воспринимали всерьез, ею пользовались, облагораживая поступки словами о долге, чести. Но Фьорда не заставляли покидать родной дом, отца в свое время не заставляли покидать родной дом. Они говорили и их слушали. Но ее слова оставались немыми.

Девушка распахнула опухшие веки и посмотрела на свое отражение. Оно казалось на удивление четким. Эльба всматривалась в него, изучая свои глаза и волосы, губы и плечи, румяные щеки и нос, а затем хлопнула ладонью по воде и отвернулась.

Когда-нибудь к ней станут прислушиваться.