Да и не впервой ему было. Он шёл мягко, умело, зорко высматривая и обходя совсем уже гибельные места. И лыжи, дедушкина работа, были что надо. Длинные и широкие, мехом подбитые, чтобы нога не осаживала назад. И по снегу непролазному ходить на них одно удовольствие, и по весеннему насту с горок летать, и по такому вот льду опасливо красться…
Твердолюб вышел на озеро не пустого молодечества ради, не для того, чтобы испытать свою способность одолевать страх. Один из сыновей довершил жениховский подвиг и прощался с родовичами, готовился насовсем уходить в деревню жены. Бабы с девками готовили пир на весь мир, мужики собирали подарки, кто во что был горазд. Твердолюб тоже раскидывал умом, желая порадовать старшего брата, чем-нибудь удивить его напоследок, да хорошо бы — с умом. Такое то есть учинить, на что не у всякого хватит соображения и сноровки.
«А то девки глупые надоели, так и норовят будто невзначай Твердолобом назвать. Да после ещё в кулак за спиной прыснуть…»
Чем же их пронять? Охотой? Ну, принесёт он из лесу красной свежатины, так и без его трудов в общинном амбаре мяса достаточно, и свежего, и мороженого, и копчёного. Вздумал бы ещё среди зимы снегом людей удивлять… твердолоб!
Думал-думал парень — и решил попытать счастья в рыбалке. Тоже дело вроде привычное, вот только по первому льду венны на озёрах промышляли нечасто. Пока лёд основательно не окрепнет, зимней рыбалке не начаться. А осенняя — удочками и сетками, с лодок или просто с берегов — уже завершилась.
Что скажут насмешницы-девки, когда он явится домой с нежданным гостинцем, с отменным уловом, с дюжиной откормившихся щук?
…Твердолюб выбрался на середину озера, к поросшей камышом отмели, где, как он знал, в подводных зарослях почти всегда стояли, карауля беспечную рыбью мелочь, здоровенные хищницы. Летом их нелегко рассмотреть с лодки, мешает ряска, плавающая среди камышей, дробит взгляд игра воды на ветру. Но с наступлением морозов ряска опустилась на дно, снега — обильного, чтобы удержался на гладком, — ещё не навалило, и лёд стоит до того зоркий, что кажется — идёшь, точно водомерка, прямо по неподвижной поверхности. Зато притаившиеся щуки должны быть хорошо видны сверху.
Твердолюб медленно двинулся вдоль стены камыша, подбираясь против солнца, чтобы не спугнуть рыбу перемещением тени. При каждом вздохе тоненького льда дыхание в груди замирало, но разгоревшийся азарт постепенно вытеснил страх. А вскоре, заметив первую щуку, Щенок попросту обо всём позабыл.
Он крался к ней со всей осторожностью. Не дыша, даже стараясь прямо не смотреть на добычу. Старшие говаривали, будто рыба — не олень и не волк, пристального взгляда не чует. Но мало ли, а вдруг? На рыбалке и на охоте не бывает лишней опаски…
И рука тихо-тихо вытягивала топор из поясного чехла…
Потрескивание льда под лыжами оглушительным грохотом отдавалось у Твердолюба в ушах, но щука почему-то не желала пугаться.
«А что, лёд, бывает, трещит и сам по себе… Рыба, видно, привыкла…»
Удачно подошёл, не вспугнул. Очень медленно поднял топор, постоял ещё. И, решившись, резко обрушил обух на лёд. Прямо у щуки над головой.
Он не просто вершил такую рыбалку самый первый раз в жизни, он никогда раньше даже не видел подобной. Только слышал минувшей зимой от одного женатого Пса, заглянувшего в гости к прежней родне. С тех пор Твердолюб временами вспоминал, его рассказ и праздно гадал, много ли приврал mom Пёс для красного слова.
Пока не удумал всё проверить на деле…
Он был готов к неудаче (о которой, по счастью, не сведают языкастые девки), но, поди ж ты, всё действительно получилось! Эхо удара застигло рыбину сквозь тонкий лёд и слой воды — и оказалось достаточным, чтобы её оглушить. Она всплыла брюхом вверх, беспомощная и неподвижная, и мальчишка не дал ей времени опамятоваться. |