Девочка знает, что скоро берёзы пожелтеют совсем, а потом облетят в ожидании снега. Наступит зима, и брат Иклун вытащит из клети саночки. Будет сажать малую сестрёнку себе за спину, чтобы, вместе мчаться с обрыва, далеко на гладкий лёд Звоницы. А поднимаясь обратно наверх, впряжётся в саночки и топнет ногой, как лошадка: «Крепче держись, несмышлёная! Выпадешь, нос расшибёшь!»
И вот уже саночки летят наверх по горе почти так же быстро, как только что — вниз… Синеока держится за лубяной передок и смеётся — весело, беззаботно…
Они с Иклуном почти уже на самом верху. Брат оборачивается…
Бусый вглядывался в лицо своего отца. Такого же, как он теперь, двенадцатилетнего отрока. Это он сам, это его отражение в зеркале. Только глаза другие. Серые. И волосы у отца чуть темнее. И левое ухо цело, не обкусано морозом, как у сына. И белого следа нет на щеке.
..Брат оборачивается, и почему-то в глазах у него страх. И горку над Звоницей вместо малышни с саночками и снежками заполняют вдруг взрослые. Они мечутся по дороге и кричат под стрелами…
Падает Рыжий, он хрипит и бьётся в оглоблях. Отец размахивает топором, отгоняя троих незнакомцев, подскочивших к его телеге. У них белые лица, это ряженые в берестяных личинах, они пришли колядовать, просить сладостей и пирожков… Только в руках у них — настоящие копья с острыми лезвиями. И кровь Рыжего на земле — тоже настоящая…
— Сын!.. — кричит Ратислав. — Уводи Синеоку! Спрячьтесь в лесу!..
Хлещущие по лицу еловые ветки. Её, Синеоки, ладонь, намертво зажатая в сильной руке брата. Они бегут со всех ног, он чуть не волоком тащит её, ошалевшую и задохнувшуюся от сумасшедшего бега. Потом они останавливаются, но не затем, чтобы, передохнуть и вернуться.
Иклун смотрит куда-то ей за спину. Оттуда раздаётся хруст веток, и только тут девочке становится по-настоящему страшно.
— Не оборачивайся! Бежим!
Синеока, конечно же, оборачивается.
От яростного рывка брата её ноги почти отрываются от земли, но она успевает увидеть: за ними гонятся двое. У них берестяные личины, но нужны им не пряники, как ряженым в Корочун. Они пугают не понарошку…
А потом сзади раздаётся вскрик, и один из разбойников падает. В спине у него стрела. Кто из обозников её выпустил? Никогда она этого не узнает.
Синеока горько плачет на бегу. Там, сзади, страшно кричит умирающий Рыжий. И отец тоже кричит…
…Разбойник в личине, склонившийся было над упавшим, с руганью выпрямляется. Перешагнув через убитого, он вновь пускается за детьми. Скоро он их настигнет. Шустрый мальчонка, пожалуй, ещё заставил бы за собою побегать, но с девчонкой на руках ему не уйти…
Иклун вдруг разжимает ладонь и отталкивает Синеоку:
— Прячься! Беги во-он туда!
Она не успевает заметить — куда.
Она пытается вновь как можно крепче за него ухватиться, но брата уже нет рядом. Он во все лопатки бежит от неё в чащу, уводя за собой страшного человека в личине…
…Увидев, как дети неожиданно прыснули в разные стороны, разбойник вновь выругался. И, не раздумывая, бросился за мальчишкой. Этого ловить надо сразу, упустишь — ищи потом. Девчонка всё равно далеко не убежит, мала слишком. Никуда не денется, вон, стоит на месте, ополоумевшая от страха…
Мгновение спустя Синеока всё-таки побежала. Но не обратно к обозу, как ей хотелось, и не куда-то прочь, как велел брат. Ноги сами несли её в ту же сторону, куда умчался Иклун.
Никогда прежде Синеоке Волчишке не бывало страшно одной в лесу…
Лес и теперь не предал её. Цепкий куст ухватился за рубашонку, ловкий корень подставил подножку, чтобы уберечь дитя неразумное, не дать себя погубить. Споткнулась Синеока и скатилась под валежину, в старую барсучью нору. |