– А почему говорят, что это «крыша» твоя поворинская была? – продолжал Дыряев колоть комсомольского торгаша.

– А это я ляпнул им, – признался Богунов. – Не буду же я им рассказывать, что у нас римляне в городе живут. Они меня спрашивают, поворинские, мол, я и подтвердил. А кто это был, не знаете?

– Витютинские это были, – объяснил Федор Борисович. – Костя Шаповалов с дружками. Вован поскучнел.

– Вон оно что, – догадливо сказал он. – А теперь вас его дядя за жабры берет, требует, чтобы вы Вову Богунова придушили. Так?

– Так, – согласился начальник милиции. – Ох, Вовка, выпороть бы тебя, за все проделки! Вован болезненно сморщился.

– Опоздали, дядя Федя, – сказал он. – Выпороли уже. Вчера в гимнасии ликторы и выпороли. Птолемей Квинтович приказал. Теперь вот в «форд» сажусь, полчаса на сиденье умащиваюсь. Танька подушечку специальную сшила.

– За что же он тебя? – благодушно поинтересовался Федор Борисович, про себя отметив энергию и быструю реакцию центуриона. В вопросах поддержания дисциплины и порядка центурион был явно на голову выше начальника районной милиции.

– За дело, – признался Вован, покрываясь багровыми пятнами. – Жалко же самогон, дядя Федя! Люди в него столько труда вложили, а они его свиньям выливают! Вот… – Вован замолчал, глядя в окно.

– А дальше‑то что? – заинтересованно спросил Дыряев. – Договорился, что ли, с кем? Вован вздохнул.

– С Юркой Севыриным и Санькой Коровиным, – признался он. – А чего добру пропадать? Я пустую тару собрал и цех по розливу открыл, а они сырье должны были поставлять. Самогон, значит. Поначалу все хорошо было, а потом цех кто‑то центуриону вломил, или разведчики его выпасли. В общем… – Он махнул рукой. – Мне пятьдесят, а им по семьдесят пять каждому…

Глава двадцать третья

– Как заказывали, Митрофан Николаевич, – сказал председатель райпотребкооперации Иван Семенович Сафонов. – Крутой экстрасекс! У него народ на полгода вперед в очереди расписан. Насилу уговорил. – Сафонов понизил голос. – Не даром, конечно. Этому экстрасексу палец в рот не клади, оттяпает всю руку.

– Деньги – это твоя проблема, – хмуро сказал При‑года. – Естественную убыль пару месяцев в карман не положишь!

Сафонов засмеялся угодливо.

– Уж вы скажете, Митрофан Николаевич, – убыль! Откуда ей взяться, если в магазинах товар больше трех дней не залеживается?

– Оттуда и берется, – продемонстрировал Пригода знание законов советской торговли. – Товар на прилавках не залеживается, а убыль все равно списывается.

Возражать ему главный районный кооператор благоразумно не стал. С начальством спорить все равно что против ветра плевать. Никому ничего не докажешь, только оплеванным останешься. Иван Семенович Сафонов был мудр и гибок, как всякий торговый работник. Первый секретарь торговых институтов да техникумов не кончал, где ж ему знать о всех финансовых ухищрениях и хозяйственных лазейках? Уж лучше пусть в естественную убыль верит, хотя что такое, собственно, естественная убыль? Гроши, детям на молочишко. И то, наверное, не хватит. Однако мыслей этих предусмотрительный Иван Семенович вслух высказывать не стал, а воспользовался случаем, чтобы польстить руководителю.

– Вы, Митрофан Николаевич, нас, грешных, насквозь видите!

– Ты мне тут не сиропничай, – устало вздохнул Пригода.