Было уже за полночь, когда Митрофан Николаевич Пригода оторвался от масштабной карты района, растирая обеими руками ноющую поясницу. Был он сейчас без галстука и пиджака, а потому демократичен и прост, как вождь пролетариата на знаменитом апрельском субботнике.
– Чайку, товарищи? Иван Семенович, бери графин и дуй за водой. Я сейчас такой чаек заварю!
Приказ начальника – закон для подчиненного. Особенно если приказ облечен в форму просьбы. Пока Сафонов бегал с пузатым графином за водой, Митрофан
Николаевич достал из шкафа чайник, фарфоровый заварник и пачку рафинада. Рядом встали граненые стаканы в мельхиоровых железнодорожных подстаканниках. Честно надо сказать, что чай эти стаканы видели значительно реже крепких напитков. В руках у Митрофана Николаевича оказалась пачка цейлонского чая: на оранжевой пачке индийские слоники весело щерились азербайджанскими бивнями и лукаво посматривали на присутствующих черными и масляными грузинскими глазками.
– Товарищ Онгора, – приветливо позвал Пригода. – Бросай ты это гнилое дело и подсаживайся к столу!
За всю свою жизнь суеверный и осторожный Пригода никому не предлагал сесть. Что он – начальник милиции или прокурор, чтобы такое человеку предлагать? Приглашение сесть означало возможную изоляцию от общества, а такими словами не бросаются. Приглашение присесть, наоборот, выглядело вполне безобидно, поэтому Пригода воспользовался именно им, хотя и понимал, что сидящий напротив него мошенник, предсказывающий будущее по ауре человека и оживляющий трупы, изоляцию от общества, несомненно, заслужил больше иных других. Сам Пригода, сколько не приглядывался к людям, ауры вокруг них не видел, разве что Сафонов всегда выглядел как‑то нерезко, словно был не в фокусе или его окружал какой‑то невидимый простым глазом туман. Впрочем, торговых работников, как шпионов, всегда окружает флер таинственности и загадки.
Председатель потребкооперации принес графин с водой, секретарь райкома залил австрийский чайник и включил его в розетку.
– Ну, товарищ Онгора, надумали что‑нибудь? – поинтересовался он.
Не было у Онгоры никаких особых соображений. И в выходцев из прошлого он все еще никак не мог поверить.
Печатаются у нас порой в периодической печати занятные истории, но чтобы это произошло в Придонье? Шутка ли – почти сотня легионеров времен Римской империи! Это, товарищи, не ржавая гайка из одесских катакомб, не стальной брусок из Зальцбурга, не граф Сен‑Жермен, наконец. Это была, как говорится, та реальность, которую можно было пощупать с определенным риском для здоровья. Щупать римского легионера всегда неразумно, это все равно что попытаться полапать на оживленном перекрестке постового ГАИ; кто сомневается в возможных последствиях этого опрометчивого поступка? Онгора чувствовал, что попал в капкан, и этот капкан крепко держал его своими зазубренными челюстями. Купился он на гнилое предложение, ох как купился! Спокойно избавиться от сотни наглых и ражих мужиков вряд ли кому удастся. Не устраивать же вторую Катынь? Но если так, то куда этих мужиков девать? В прошлое их уже не вернуть, чудеса случаются однажды, да и машины времени ни у кого не было. И расписаться в своем бессилии Онгора тоже не мог: неудача – плохая реклама бизнесу, а слухи, Онгора знал это отлично, слухи распространяются быстрее скорости звука. Прощайте привычные дивиденды, солидное положение экстрасенса, которого благословила сама Джуна и которому передали свои тайные знания шаман Пантелеймон и колдун Черноземья Варуга!
Прихлебывая чай с лимоном, Онгора делал вид, что погружен в серьезные размышления, а может быть, даже и понял все, но подыскивает необходимую магическую формулу. Пригода, Волкодрало и Сафонов смотрели на него с надеждой, и это экстрасенса забавляло, несмотря на всю серьезность ситуации. Взрослые вроде уже мужики, а в сказки верят! Онгора просчитывал варианты. |