|
Тёплый толчок под рёбрами – это сгусток света попал в сердце, заставив его сначала ёкнуть и замереть, а потом застучать быстро-быстро. То был свет любви, который лучился и из зрачков Лесияры, и Златоцвета, окутанная им, вся содрогнулась от пронизывающего желания прильнуть к ней, слиться воедино и уже никогда не отрываться от этого живительного источника. Её губы задрожали и раскрылись, ловя первый в её жизни поцелуй. Он растекался медовыми струйками, ласкался кошкой, пробуждая в Златоцвете странные, беспокойные комочки радости, прыгучие, как маленькие пташки. Бурлящая сила подымала её из кресла, и она уже почти не чувствовала оков недуга, накрепко соединявших её с сиденьем. Вскочить и бежать, бежать по цветущему лугу! – вот чего ей хотелось, и она видела себя бегущей – так ясно, что слёзы на глазах проступали.
– Государыня... Ты не уйдёшь? Не покинешь меня, как сон? – пролепетала девушка, когда поцелуй закончился и их уста разомкнулись. Вечернее небо в глазах княгини окутывало Златоцвету лучами доброй зари. – Нет, светлая моя... Я никуда не денусь, я отныне всегда буду с тобой. Это не сон, это явь, но и сны у нас с тобой будут сладкими, мр-р-р, р-радость моя... – Слова Лесияры утонули в кошачьем мурлыканье; она легонько потёрлась носом о нос девушки и улыбнулась: – Ну что, посмотрим, что там с твоими ножками? Бережно придерживая ногу Златоцветы, княгиня сняла с неё сапожок. – Попробуй пошевелить пальцами. Да, Златоцвета видела себя бегущей, но опять ей не верилось. Душа словно в скорлупе затаилась, но нежность Лесияры пробилась сквозь корку сомнений, и девушка направила к ногам мысленный приказ... Она уж и забыла, как это – шевелить ими, и крик изумления вырвался у неё, когда они ей повиновались. Пока – только пальцы и немножко стопа, но как это было поразительно – видеть, как оживает то, что, казалось, уже давно отмерло. «Верь, верь в меня», – мурлыкало счастье, ластясь к сердцу кошачьим боком, а Лесияра улыбалась рядом, держа в своих руках босую ступню Златоцветы. Неужто и правда её ноги скоро побегут по росистой траве?.. А княгиня, словно прочтя её мысли, надела ей на палец перстень с ярко-зелёным камнем и подхватила на руки. Радугами заколыхалось пространство вокруг Златоцветы, зашумело в ушах то ли от ветра, то ли от головокружения. А кругом раскинулся цветущий луг, вдали сверкала на солнце река, а на противоположном берегу темнела стена соснового леса. Огромные горы подпирали белыми шапками чистый небосклон. Ошеломлённая резким перемещением, Златоцвета несколько мгновений не могла вымолвить ни слова, а Лесияра мурлыкала и смеялась ей на ушко. – Мы в Белых горах, горлинка моя. Не пугайся... Это благодаря колечку ты смогла перенестись сюда вместе со мной. Перстень грел Златоцвете палец живым теплом, собирал в себя солнечные лучи и горел зелёной таинственной сказкой... А травы звенели песней кузнечиков, и руки сами тянулись к цветам, чтобы сплести венок. Лесияра окутала Златоцвету собой, став для неё живым креслом, и от этого единения девушке снова хотелось плакать. Солоноватыми лучиками рвалась радость к глазам, и она откинула голову на плечо княгини. Солнце целовало её лицо сверху, а лада щекотала губами ушко и щёку. Стучало сердце Златоцветы и уже любило: любовь та зародилась давно, ещё когда суженая была тенью, призраком, мечтой. – Я видела тебя ещё до нашей встречи, ты всегда была со мной... Ты будила меня на рассвете и провожала ко сну, – стала рассказывать девушка, вплетая в венок цветы, которые княгиня срывала и подавала ей. – Когда в нашем саду созревал урожай, ты соблазняла меня съесть яблочко, отведать вишни... А когда мне так тошно становилось, что хоть вой, лишь ты не позволяла мне унывать. – И впредь не буду позволять, – мурлыкнула Лесияра, играя с её ухом, покусывая и целуя. |
