«Что же я наделала, как я могла уйти?» – казнилась княжна, с болью вспоминая свою сегодняшнюю душевную слабость, заставившую её покинуть таинство упокоения преждевременно. С горьковатой завистью она думала о белых цветах, которые матушка послала Ждане на прощание; даже сейчас треклятая ревность подавала голос... Когда же она окончательно её победит, когда вырастет из этого собственнического чувства, как из детских одёжек? Родительница уж в Тихой Роще, а Любима всё ещё не могла поделить её с Жданой.

«И это – твоя хвалёная любовь? – качал головой призрак Правды. – Клялась, что любишь матушку пуще жизни, а сама даже не осталась с нею до конца... А Ждана осталась. Она заслужила цветы, а ты – нет».

Любима провела рукой по глазам, смахивая образ покрытой шрамами кухарки из Шелуги. Не было никакой Правды на самом деле... Это она сама, надевая маску, шпыняла себя, корила и осуждала самым страшным, самым немилостивым и нещадным судом.

– Госпожа, ну вот, опять Радянушка не хочет спать! – пожаловалась нянька, остановившись перед Любимой с ёрзающей и хнычущей на руках девочкой. – Что делать прикажешь? Мы уж и так с нею, и сяк...

– Зачем вас только держим, коли впятером с одним дитём сладить не можете? – вздохнула княжна. – Ладно, давай её сюда.

Она устроилась с ребёнком на ложе, гладя Радяну по спинке и почёсывая за ушками. Малышка жмурилась и расплывалась в довольнёхонькой улыбке. Она ещё не перекидывалась в зверя, но мурлыкать уже научилась, и вскоре Любима услышала знакомое долгое «мррррр». Сердце сжалось от нежности, и княжна, обняв дочку, склонилась головой на подушку. Мурчание усыпляло, веки непреодолимо склеивались, и дрёма сладким киселём втекала под них...

Сквозь сон она почувствовала мягкие, ласковые прикосновения. Кто-то освободил её от этого несносного тугого пояска с врезающейся в тело пряжкой, расстегнул и снял серёжки, и мочки ушей ощутили блаженство свободы и лёгкости.

– Ах ты, дрёма сладкая, – нежно приговаривал мурлычущий голос супруги. – Угомонила обеих моих ягодок... А одна ягодка даже раздеться не смогла. Ух, какая дрёма могучая, всех поборола!..

Вспомнив своё обещание не засыпать и дождаться супругу, Любима с досадой застонала.

– Прости, сморило меня что-то, – зевнув, прошептала она, чтоб не разбудить Радяну, которая посапывала под боком.

– Спи, спи, ладушка. Спи, коль устала. – Губы Звенимиры невесомыми поцелуями защекотали Любиму. – Давай только одёжку снимем, в сорочку переоденемся – и дальше баиньки...

Сонная, вялая Любима повиновалась заботливым рукам супруги. И впрямь сморило её с какой-то неодолимой, сковывающей по рукам и ногам силой... Вскоре она, облачённая в ночную сорочку и укрытая пуховым одеялом, впитывала каждым изгибом тела сладостную мягкость перины, а Звенимира кормила на ночь пробудившуюся ненадолго дочку. Вскоре Радяна была уложена, и женщина-кошка, гибко скользнув в постель, обняла Любиму.