– Не думаю, что Рада будет обижена. – Огнеслава съела ещё вишенку, кисловатый сок растекался по языку. – Она только кузнечным делом и горит, ничего другого ей не надобно. Да, судьба, конечно, может крутые повороты делать... – Княгиня вздохнула, думая о своём жизненном пути, о сестре, о матушке Лесияре. – Хотелось бы надеяться, что у вас с Радой всё ровно будет, без таких вот извилин. Я ещё с нею поговорю. Ежели что, дам тебе знать.

Она прогулялась с племянницей по городу, хозяйским взглядом подмечая, всё ли хорошо, нет ли где нужды какой-то или недоработок. Всё-таки немало времени Огнеслава посвятила Заряславлю, укрепляя его благосостояние, облик и богатство, и скучала теперь по этим местам, с которыми успела сродниться за годы своего правления здесь. Хорош, велик и красив был сад в столичной княжеской усадьбе, но с садом Светолики сравниться не мог.

– Люблю я сей город и окрестности его. – Огнеслава любовалась стройными, кудрявыми яблонями, жизнерадостными грушами, утопала взглядом в золотистой полутени тропинок, пестревших живым, меняющимся узором солнечных зайчиков. – Много лет ему отдала, родным мне тут стало всё.

– Государыня, приходи в любой день и услаждай свой взгляд и душу, гуляя здесь, – сказала Ратибора, шагая рядом по садовой дорожке. – Ты здесь дома, и мы всегда будем тебе рады.

После княгиня посетила кузню, где чаще всего трудилась Рада. Дочь как раз держала испытание на звание мастерицы, представляя наставницам свою работу – диковинные часы. Стояли они во дворе под стеклянным куполом, блестя золотом и самоцветами. Под собою они имели что-то вроде большой круглой столешницы с закрытым коробом, в котором прятался сам механизм, а сверху располагались все фигуры. Круглая пластина с цифрами и стрелками представляла собой лик небесного светила – то солнца, то месяца, в зависимости от времени суток, а фигурки, приходя в движение, сменялись четырежды: на утро, день, вечер и ночь был свой набор. Это было подобие городка с башенками, улочками и садом, жителями, зверьём и птицами, которые двигались по своим желобкам; люди ходили туда-сюда, поворачивались, встречались, кланялись друг другу, животные рыскали по окраинам, а птицы хлопали крыльями на ветках деревьев. В каждую пору у них были свои занятия: утром ходили на рынок, днём работали, вечером гуляли в своё удовольствие, а ночью удалялись домой на отдых. У механизма было два завода – большой, длиною в сутки, и малый, который прокручивал фигурки в ускоренном порядке, чтоб зрители в краткий промежуток времени увидели всё представление.

Молодая создательница этого чуда, в рабочих грубых сапогах и жёстком переднике, стоя рядом с часами, поблёскивала изящной гладкой головой с косицей, а закатанные рукава рубашки открывали её сильные умелые руки с упругими шнурками жил под кожей. Угольно-чёрная коса и пронзительно-голубые глаза под густыми и суровыми бровями были несомненными признаками её принадлежности к роду Твердяны Черносмолы. После того как фигурки завершили на повышенной скорости полный суточный круг, она открыла короб в основании часов и показала наставницам механизм, снова завела его уже в открытом виде и объяснила его устройство. Был он очень сложным, с множеством частей, которые двигались слаженно, каждая – в свой нужный миг. Наставницы смотрели внимательно, переглядывались между собой, порой шептались, а потом снова устремляли пристальные взгляды на представленную им для оценки работу.

Закончив показывать часы, соискательница вынула из деревянного ящика другие свои труды, позволявшие судить об уровне её мастерства. Меч трёхлетней выдержки сверкнул на солнце зеркальным клинком, а рукоятка его заискрилась отделкой из самоцветов; далее последовал затейливо украшенный кинжал, за ним – простой, но прочный и добротный охотничий нож, а также набор вышивальных иголок. Завершили показ знаменитые белогорские украшения – ожерелье и серёжки с синими яхонтами, выполненные в единообразном рисунке и с одинаковой обработкой камней – стало быть, носить их надлежало одновременно.