Хил стоял, и это давало ему преимущество, но Пэрди уловил момент, когда рука Хила метнулась к кобуре, вскочил, быстро выхватил револьвер… слишком быстро и выстрелил раньше, чем Хил, но его пуля вылетела, когда револьвер еще не был нацелен на Хила, и угодила в костер.

Хил сжимал револьвер хладнокровно и выстрелил без промаха. Первая пуля попала Пэрди в сердце, вторая чуть ниже.

Ред Хил, держа револьвер в руке, посмотрел на Айка, тот жарил на костре мясо.

— Смешная история получилась, — сказал Айк, — с Пэрди и со мной. Мы ведь с ним единокровные братья, а ничего общего между нами не было. Мы никогда по-настоящему не любили друг друга.

Хил медленно опустил револьвер в кобуру.

— Н-да, без него все будет по-другому, — сказал Айк. — Мы с тобой вроде всегда действовали заодно.

— Все равно он не хотел возвращаться, — сказал Ред, — а я намерен вернуться. Они от меня так просто не отделаются. Эта баба… Я переломаю ей все пальцы. Я покажу ей, как целиться в меня из дробовика!

Он надел кусок мяса на вертел.

— Ты поедешь со мной, Айк?

— Я рассчитывал только на это, — сказал Айк, — и ни на что другое.

Дункан Маккаскел перебрался с плугом через ручей и начал пахать поле под кукурузу, как и намечал. Пахать было Легче, чем он думал, корней было мало, и, когда он срезал слой дерна, лемех стал глубоко врезаться в жирный чернозем. На бедре у Дункана Маккаскела висел шестизарядный револьвер, а на рукоятке плуга — чехол с ружьем.

Дункан смотрел на землю, черневшую в борозде, и радовался. Земля была прекрасная. Вот закончит сев и, если сумеет справиться с вредителями, снимет хороший урожай. Дичи тут много, рыбы в реке тоже. Попозже пойдет земляника, за ней малина.

Больше всего ему теперь нужен рогатый скот. Пастбищ здесь хватит для хорошего стада, да и воды вдоволь. Скота он здесь не видел, а Кон сказал, что на Вишневом ручье не хватает мяса.

Маккаскел сделал новый заход и к полудню вспахал изрядный кусок будущего поля. Он отцепил плуг и, оставив его на месте, отправился обедать.

Когда Дункан вошел во двор, Кон сидел на корточках у двери.

— Вам-то беспокоиться не о чем, — раздраженно сказал Маккаскел, чувствуя усталость после тяжелой работы.

Кон улыбнулся.

— У меня нет семьи, которую надо содержать, и кругом столько мест, где я еще не был.

— М-да, катящийся камень мхом не обрастет, — вспомнил пословицу Маккаскел.

— Сдается мне, мох больше растет на сухостое, — усмехнулся Кон. — А есть и другая пословица; волка ноги кормят. — Кон сдвинул шляпу на затылок. — Во всяком случае, без еды я никогда не останусь.

— Вы нам очень помогли, — сказал Маккаскел. — Не знаю, что бы мы без вас делали, но у вас есть какие-то дела, по которым вам надо отправляться?

— Отправляться? О, у меня тысячи мест, куда я должен ехать! Только сейчас мне хочется немного посидеть на месте, обрасти жирком чуть-чуть. Ваша жена — прекрасная повариха!

Разговаривая, Маккаскел снял упряжь с мулов отнес ее в дом и развесил на вбитые в стену гвозди.

У дверей висел жестяной рукомойник. Дункан налил в него воды, закатал рукава и стал мыть грязные руки. Раздражение не проходило, хотя он знал, что несправедлив. Но проработав все утро, он устал, тогда как Кон посиживал себе в праздности.

Нет, конечно, он рубил дрова и время от времени приносил свежее мясо, но все же…

— Дункан, — вдруг сказал Кон Воллиен, понизив голос, — держите ружье под рукой.