Прятать глаза было бы несколько унизительно, поэтому Артём, поглядывая с ответной улыбкой на изображение Президента, в отместку принялся вспоминать, как однажды, ожидая со дня на день возвращения Виктории с курорта, он на всякий случай решил уничтожить осевшие в памяти компьютера порнушные снимки из Интернета. Посмотрит — убьёт, посмотрит — убьёт, посмотрит… И вдруг указательный палец замер над кнопкой. Вроде бы снимок как снимок. Улыбчивый педофил охмуряет первоклашку с бантиками. Оба ещё одетые. Только вот личико у педофила почему-то знакомое. Пригляделся — ба! Да это ж наш доктор Безуглов школьников с началом учебного года поздравляет! Видимо, с другого сайта затесался…

С какой, однако, ехидцей на портрет ни поглядывай, а гнездилось в Артёме предчувствие, что второе ему спокойно доесть не придётся. Так оно и вышло.

— Всё-таки решил закодироваться? — с надеждой, сама ещё не веря своему счастью, спросила Виктория. Карие глаза супруги сияли нежностью и любовью.

Мягкий тающий во рту кусок в меру отбитой прекрасно прожаренной свинины отвердел и стал поперёк горла.

— С чего ты взяла? — пробормотал Артём.

Карие глаза опечалились.

— Ну… мне показалось, ты сегодня ходил на приём…

— Да, ходил… Посоветоваться… провериться…

— Ну вот и закодировался бы заодно.

Кому депрессия — кому дом родной. Отбивная мгновенно утратила вкус. Явление, именуемое авгезией и наблюдающееся также при истерии.

— От чего?

— Ты знаешь, — тихо сказала жена.

Артём судорожно вздохнул и оглядел с тоской чистенькую, собственноручно отремонтированную Викторией кухоньку. Нигде ни пятнышка, оконное стекло за бежевой кружевной занавеской, когда-то мутное, в потёках, теперь настолько прозрачно, что кажется выбитым напрочь. Рай. Не об этом ли он мечтал несколько лет подряд? А теперь вот — надо же! — затосковал по утраченному аду.

Да, конечно, раньше скандалы бывали куда круче. Однако заканчивались они у Стратополохов довольно своеобразно. До рукоприкладства не доходило никогда. Стоило склоке достичь критической точки, как Виктория, обезумев, кидалась на Артёма, и они яростно принимались раздевать друг друга. Ссора таким образом была как бы прелюдией ко всему остальному. Теперь же прежние страсти сменились рутинным исполнением супружеских обязанностей…

— Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, — напомнила она. — И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же…

— От чего ты меня собираешься кодировать?

— От вредных привычек, — покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.

— Вика! — жалобно промолвил Артём. — Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…

— Господи! — беспомощно проговорила она. — Ну я же не об этом…

Артём не выдержал и отвёл глаза, уставился на аппетитную ещё недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битьё посуды, чем эта правильная мягкая осада.

— Не изменяю… — безнадёжно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке. В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать.