— Как ты это сразу раскусил! — воскликнула Пентесилея. — Да, да, таков он и есть — умный, хитрейший и безмерно опасный... И вот такой-то неуязвимый человек так бездарно попал в сеть, которую никто не закидывал! Понимаешь, началось с того, что я его спасла.

— Это как же?

— Да просто. Прибыв в Мемфис, я оказалась неподалёку от пристани, там, где строится сейчас новый храм. К строительству как раз подъезжала колесница везира, он хотел посмотреть, как идут работы. А тут с деревянного настила хлопнулась доска, ударила по крупу одну из лошадей, та взвилась, лягнула другую, и они понесли. Дорога там шла под уклон, к реке, и если бы колесница разогналась ещё чуть-чуть, господин везир вскоре разлетелся бы клочьями по дороге. Ну, я передала ребёнка какой-то женщине, с разбегу прыгнула на спину лошади и остановила их, и эту лошадь и другую.

— Ого! Как тебе удалось?! — ахнул Гектор.

— Удалось, потому что я это умею. Вот так я сумела сразу найти покровительство при дворе Рамзеса и, с помощью Панехси, отыскать Хауфру и Альду. Он мне очень помог. Но именно он и мешает мне сейчас больше всех!

Последние слова Пентесилея произнесла не с досадой, а почти с отчаянием. У неё даже дрогнули руки, и маленький Патрокл, ощутив это, недовольно пискнул.

— Тише, тише, малыш, прости! — она опять поцеловала сына и вновь посмотрела на Гектора с незнакомой, грустной улыбкой.

— Я всё это время боюсь, что везир только притворяется, будто ведёт поиски Ахилла, — тихо сказала амазонка. — Я боюсь, что, найдя, он может попытаться убить его. Только наша победа над ливийцами может помочь нам, Гектор! Тогда Рамзесу придётся искать самому. Он дал слово, и уж он-то его сдержит. Думаю, и ты в это веришь.

— Верю, — задумчиво произнёс Гектор, следя в окно за тем, как Панехси садится в свою роскошную колесницу. — Плохо только, что многое в этом походе зависит от везира... Фараону, как воздух, нужна победа. А нужна ли она Панехси? Ты ведь не зря спросила его, не планирует ли он мою гибель? Да?

— Да, — кивнула Пентесилея. — Всё может быть. И дело тут уже не во мне... не только во мне. Но деваться нам некуда, Гектор. Всё равно придётся победить. — Придётся, — сказал он и улыбнулся, вновь глянув на розовое, круглое личико безмятежно уснувшего Патрокла.

Глава 7

— Ливийцы веками жили в сухих степях, что простираются к западу от долины Хани, до самой Великой Дуги. Местами там попадаются оазисы, иногда они довольно обширны, но в основном это — степи либо невысокие горы, изрезанные сухими оврагами. Там мало что растёт и не так много живности, однако в оазисах — тьма дичи, а стада антилоп пасутся порою и на скудных травах степей, пока леший зной не выжигает их. Ливийцы всегда занимались охотой, лишь немногие их племена научились держать и пасти скот, а сажать ячмень они стали только с приходом на их земли египтян. До недавних времён они не знали медных орудий. Зато их боевой дух велик, они кровожадны и жестоки, и жизнь человека для них стоит немного. У многих племён в обычае при похоронах племенного вождя приносить в жертву его духу пятьдесят наложниц вместе со скотом. Их тела насаживают на колья и втыкают их вокруг погребального костра, а затем тоже сжигают. Ливийские племена часто воевали друг с другом и беспощадно друг друга истребляли, но когда в их землях появились мы, египтяне, они перенесли свою ярость на нас, а потом, вынужденные нам подчиниться, стали устраивать набеги на мирные племена своих родичей-земледельцев, живущих в оазисах, и взятых в плен продавать нам же... До того они пленных не брали, убивали всех до единого. Они хитры, ловки и лживы, их клятвам верности нельзя верить. Египтяне дали им хлеб и бронзу, научили писать, прорыли каналы в сухих степях и в пустыне, построили города и крепости, которые не дают их царькам нападать друг на друга и на мирные караваны и чинить в округе разбой.