Она была страстной поклонницей Бродского и Аполлинера, чей «Мост над Мирабо», старательно грассируя на подозрительном французском, читала на каждом из редакционных застолий, вызывая восторги у одной части публики и недовольство у немногих прочих, обожающих Рубцова и Есенина.
К Борисову она всегда относилась по доброму. Его стихи снисходительно величала «традиционными» и вполне себе «стихами», хотя, конечно, не идущими ни в какое сравнение с произведениями её кумиров. Особенно Суламифь Марковна любила поговорить с ним о российской политике и глобальных мировых проблемах, смоля при этом одну за другой сигареты с ментолом.
Курила она всегда и везде, невзирая на таблички «Не курить!» и Федеральный закон «О запрете курения в общественных местах». Главред Жуковский, скрипя зубами, мирился с этим её недостатком, как с неизбежным злом: Суламифь Марковна была лучшим корректором в городе, да и без Изи журнал так красиво не сверстать…
Борисов сам никогда не курил и курящих дам не любил. Вредная привычка Суламифь Марковны его тоже раздражала. Но, несмотря на облако дыма, постоянно клубящееся вокруг неё, он уважал эту ироничную даму, умеющую в нужный момент терпеливо выслушать собеседника и дать мудрый совет. Ему нравилась её самоирония по поводу собственной внешности. Суламифь Марковна слегка косила на левый глаз, но не стеснялась этого, а отшучивалась: «Я таки всегда гляжу налево!»
В вопросах политики их взгляды никогда не сходились. Хотя она, в неизвестно когда случившейся юности, успела поработать партучётчицей в райкоме партии и считала Борисова как бывшего политработника «нашим человеком», но звала его «закоренелым консерватором». Сама же предпочитала придерживаться сугубо либеральных идей. Однако не упускала случая покритиковать и либералов.
Вот и на этот раз, когда он заглянул в корректорскую, Суламифь Марковна, глядя куда то мимо, воскликнула:
– Виктор! – Она всегда называла его на французский лад, делая ударение на последнем слоге. – Эти либералы – это же чёрт знает что такое!
– Здравствуйте, Суламифь Марковна! О чём это вы? – не понял Борисов её спонтанной тирады.
– Как это о чём? Конечно, об этом Ельцин центре… О нём же все только и говорят… Вы разве телевизор не смотрите?.. Тоже мне – бывший политработник! Слышали, сколько он стоит?
– Кто? Телевизор?
– Да нет же – Ельцин центр! – Суламифь Марковна закатила глаза. – Это же уму непостижимо! Семь миллиардов! И это всё наши с вами государственные деньги! Прикиньте: только из бюджета области – два миллиарда! Да этих деньжищ хватило бы, чтобы наш «Рассвет» издавался, пока мой Изя не станет дедушкой, и его внуки тоже не станут дедушками, и внуки внуков Изи… Подумайте только, до конца двадцать первого века подписчики могли бы получать наш прекрасный журнал… Теперь, надеюсь, вы меня понимаете, Виктор? – Она глубоко затянулась и выпустила в сторону Борисова струю дыма.
«Похоже, и она знает, что нас не будут финансировать со следующего месяца…» – закашлялся он.
– Ах, Суламифь Марковна! Кхе кхе… Что нам с вами эти деньги, потраченные на Ельцин центр? Пусть бы себе стоял, если бы вреда не приносил… Кхе кхе… Главное то, чему там молодёжь учат, какие идеи ей в голову закладывают! А если идеи разработаны за «бугром» и против нашей истории нацелены, то это никакими деньгами не компенсируешь… И нашим с вами «Рассветом», увы, тоже! Кто теперь из молодых читает литературные журналы?
– Да да, – подхватила Суламифь Марковна. – Вы совершенно правы, Виктор: идеи и молодёжь – это главное! – Она снова глубоко затянулась, запрокинула голову и выдохнула дым, который тут же окутал её седое чело наподобие фимиама. |