|
Севши под кустик шиповника, я тихо пустил у ног в струйку крючок со свежим червяком, дробинкой-грузильцем и чутким осокоревым поплавком уральской конструкции -- стоит даже уклейке понюхать наживку, поплавок нырь -- и будьте здоровы! Поплыл мой поплавок. Я начал удобней устраиваться за кустом, глянул -- нет поплавка, "Раззява! -- обругал я себя. -- Первый заброс -- и крючок на ветках!" -- Потянул легонько, в удилище ударило, мгновенье -- и у ног моих, на камнях забился темный хариус, весь в сиреневых лепестках, будто весенний цветок прострел. Я полюбовался рыбиной, положил ее в старый портфель, который дал мне Коля вместо сумки, уверенный, что ничего я не поймаю, сделал еще заброс -- поплавок не успел дойти до ствола кедра, его качнуло и стремительно, без рывков повело вбок и вглубь -- так уверенно берет только крупная рыба. Я подсек, рыба уперлась в быстрину, потащила леску в стрежень, но я стронул ее и с ходу выволок на камни. Ярко, огненно сверкнуло на камешнике, изогнулось дугой, покатилось, и я, считающий себя опытным и вроде бы солидным рыбаком, ахнув, упал на рыбину, ловил ее под собою, пытался удержать в руках и не мог удержать. Наконец мне удалось ее отбросить от воды, прижать, трепещущую, буйную, к земле. "Ленок!" -- возликовал я, много лет уже не видавший этой редчайшей по красоте рыбы -- она обитает в холодных и чистейших водах Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, где ленка называют гольцом. На Урале ленка нет. Вам доводилось когда-нибудь видеть вынутую из кузнечного горна полосу железа? Еще не совсем остывшую, на концах и по краям еще красную, а с боков уже сиренево и сине отливающую? Сверх того, окраплена рыба пятнами, точками, скобками, которые гаснут на глазах. Ко всему этому еще гибкое, упругое тело -- вот он каков, ленок! Как и всякое чудо природы, прекрасный ее каприз сохраняется только "у себя дома". На моих глазах такой боевой, ладный ленок тускнеет, вянет и успокаивается не только сила его, но и окраска. В портфель я кладу уже вялую, почти отцветшую рыбину, на которой остался лишь отблеск красоты, тень заката. Но человек есть человек, и страсти его необоримы. Лишь слабенькое дуновение грусти коснулось моей души, и тут же все пропало, улетучилось под напором азарта и душевного ликования. Я вытянул из-под комля еще пару ленков и стал осваивать стрежину за вершиной кедра, где хариусы стояли отдельно от стремительных, прожорливых ленков, надежд на совместный прокорм почти не оставляющих, и поднял несколько рыбин. Я был так возбужден и захвачен рыбалкой, что забыл про комаров, про братана, про родное дитя. -- Папа! -- послышался голос сына. -- Я какого-то странного хариуса поймал! Очень красивого! -- Я объяснил сыну, что это за рыба, и узнал -- кроме ленка, сын добыл еще четырех хариусов, да каких! Парень он уравновешенный, немного замкнутый, а тут, чую, голосишко дрожит, возбудился, поговорить охота. -- У тебя как? Я показал ему большой палец и скоро услышал: -- Я снова ленка поймал! -- Молодец! Надо мной зашуршало, покатилась земля, и я увидел на яру Акима. -- Ты се здесь делаешь? Ково ты здесь добудешь? -- Я поднес к носу сельдюка портфель, и Аким схватился за щеку: -- Ё-ка-лэ-мэ-нэ-э! Это се тако, пана!? -- жаловался он подошедшему Коле. -- Оне таскают и таскают!.. -- Пушшай таскают! Пушшай душу порадуют! Натешатся!.. -- Ты бы, -- сказал я Акиму, -- канат вместо жилки привязал да поплавок из полена сделал и лупцевал по воде... Тут я выхватил еще одного хариуса из такого места, где, по мнению Акима, ни один нормальный рыбак не подумал бы рыбачить, а нормальная рыба -- стоять. Сельдюк махнул рукой: "Чего-то нечисто тут!" -- и пошлепал дальше, уверяя, что все равно всех обловит. |
