—    Рубежи державы охранять, великий хан.

—    Знаем мы эти рубежи. Сперва у Казани крепость свияжскую построил, потом Казань взял, сперва город на Тереке, потом Астрахань пала. Но Крым — не Казань, У Крыма много рук и глаз...

—    Знаем, великий Казы. Один Муслы Аталык чего стоит.

—    Уй-юй! Он предатель, этот Муслы. Он много вреда мне сделал. Он племянника моего Мурат-Гирея умертвил. Скажи своему государю, что я прошу его мурзу Аталыка извести. Я бы сам, да он под защитой Казани.

—    Хорошо, достойный хан, я это передам.

И, видно, передал. Осенью нашли мурзу Аталыка в канаве с перерезанным горлом. Так и не поднялся над лесной приволжской стороной тщеславный и жестокий Муслы Аталык.

VII

После поражения Крымской орды под Коломенским стала Русь оправляться, жить мирно, без войны. Поражение это обрекло на неудачу шведское наступление на Новгород и Псков. Шведский король отвел свои рати без успеха. Присмирела и Ливония. Исконно русские земли были возвращены России. Окрепли около престола Годуновы. Ирина вместе с братом все силы отдавала строительств^ крепостей. Через год после Царевококшайска была возведена крепость Воронеж, затем Елец, Оскол, Курск.

В эту же пору заложена была на Санчурин-озере но-в-ая крепость. Строить ее начал воевода Волынский, он же позвал охотников помогать деланию города желающих из Царевококшайска. Илейка на скорую руку собрал свою артель и махнул с нею на озеро Санчурин. Воевода Нагой не препятствовал — у него город построен, а держать бывшую вольницу при себе, считал, ой, как опасно.

И пошли мужики строить для русской державы еще один город. Пошли семьями, с детьми, женами, со всем скарбом. Ешка их провожал, через год обещал приехать в гости.

Андрюшка с Настей, Звяга с женой, Дениска с Айвикой тоже было собрались на новое место. Воевода Нагой озлоблен был, и жилось им не сладко. А санчурский воевода помянил их: у меня-де и дьяки требуются, и сборщики ясака, а уж городничему —- лучшее место.

Но тут Нагому перевод пришел — загонял его Борис еще дальше в, глушь, на реку Уфу, новый город строить. Царь по совету Годунова рассовал всех Нагих по городам, далеким от Москвы. Ивана Нагого в Козьмодемьянск, Семена Нагого в Васильсурск. А в Царево^окшайск был послан воеводой Василий Петрович Головин, человек добрый, честный. Он и задержал Звягу, Андрейку и Дениску. Долго они работали на благо города на Кокшаге, нарожали много детей, И теперь Головины, Воейковы, Царегород-цевы, Кузнецовы и Ключевы живут на нашей земле — они, я думаю, от них пошли.

А Василий Головин был на воеводстве десять лет.

* * *

Ранней весной, когда только что стаяли снега и начали просыхать лесные дороги, в одном из полей между Сан-чурском и Кадамом показался обоз в двадцать пять телег.

Скарбу на телегах было немного; поверх сундучков, мешков и корзинок торчали, как воробьи, чумазые парнишки и девчонки. Женщины и мужчины шли сбоку или сзади телег: мужчины подгоняли лошадей, женщины шли стайками и разговаривали между собой. Только на передней телеге на старой дубовой бочке восседал кряжистый широкоплечий монах в старой рясе, перепоясанной веревкой. Седая борода всклочена, сивая грива волос развевается по ветру. Рядом с ним девочка-подросток. Вы, конечно, узнали их — это монах-пустынник Ешка Яровиков и его приемная дочь Настёнка. Она в домотканом пестрядинном сарафанчике, босая, челочка русых волос, чуть завиваясь, падает на белесые бровки, под бровями синие, как весеннее небо, глаза. Вы догадались также, что это возвращается в кокшайские, места плотницкая артель Илейки Кузнецова. Новеград Санчурск построен, и Ешка, приехав к работным людям в гости, сманил их на Пайгишевы земли, на постоянное житье.