Де Лириа вышел к незваному гостю и по его нахмурившемуся лицу Василий понял, что тот его узнал.

– Я не собираюсь рисковать головой и побираться всю оставшуюся жизнь из-за тебя, – с порога процедил он, разглядывая бывшего посла. – Ты не говорил, что в конечном итоге государь с государыней должны будут погибнуть?

– Тише, что ты кричишь? – де Лириа нервно огляделся. – И вообще, это подразумевалось…

– Ни черта подобного. Твой человек сказал, что должен всего лишь припугнуть их, показать Петру, что он смертен и что его близкие никогда не смогут чувствовать себя в безопасности. Но за то, что последовало дальше, меня живьем в кипящем масле сварят, ежели найдут и поймают, – прошипел Толстой. Он и сам не мог сказать, почему не рассказал эти подробности Петру. Хотел, чтобы тот поверил в то, что он хотел убить его невесту и его самого? Василий не знал ответа на этот вопрос. И, положа руку на сердце, не хотел его знать.

– Да тише ты, – снова шикнул на него де Лириа. – Чего тебе надо от меня?

– Денег и рекомендацию к надежному капитану, который увезет меня в Америки. Там я затеряюсь и смогу начать новую жизнь. – Говоря это, Толстой был практически уверен в том, что говорит правду. Он даже сам на мгновение поверил в собственные слова. Да черт всех подери, он бы и сделал нечто подобное, ежели бы не дети. Тащить детей с собой неизвестно куда – был не вариант, и Василий прекрасно понимал это.

– Хорошо, будут тебе деньги и письмо. Завтра после службы в церкви святой Анны жди меня в парке, что неподалеку раскинулся. Там я тебе все и отдам, – де Лириа принялся весьма настойчиво выпихивать его из своего дома.

– Я-то приду, а ты точно пожалуешь? – подозрительно посмотрел на него Толстой.

– Да из парка видно дверь церкви, я на службе буду, потом недолго побеседую с отцом Себастьяном и выйду. Можешь наблюдать, как я войду и затем выйду, ничего сложного.

– Я буду там, – повторил Василий и вышел вон.

С крыши этого дома, который всегда сдавался на сезон, но в этом году по какой-то причине остался без арендаторов, и потому пустовавшим, Василий со своим конвоиром наблюдали за входом в церковь с самого раннего утра. Де Лириа появился минут за пять до начала службы, огляделся по сторонам и вошел внутрь, а вот в виднеющемся отсюда небольшом парке началось какой-то переполох. Забегали вооруженные личности, останавливая каждого мужчину и заглядывая ему в лицо.

– Вот же мразь какая, – поморщившись, сообщил Василий Николаю. – А ежели бы я действительно денег всего лишь просил, чтобы от государева гнева укрыться?

– Тогда бы ты валялся уже мертвый вон в том пруду, твое высокоблагородие, – усмехнулся Николай.

– Умеешь ты утешить, Николаша, – Василий хохотнул и принялся наблюдать за выходом.

Вот наконец дверь снова распахнулась и из церкви вышел де Лириа. Василий покрепче перехватил ружье и нажал на спусковой крючок. Вспышка опалила его лицо, но он не обратил на это никакого внимания, наблюдая лишь за тем, как на груди де Лириа расплывается кровавое пятно и бывший посол заваливается на землю, недоуменно разглядывая свои пальцы, обильно выпачканные кровью.

– Убили! – истошно заверещала какая-то служанка, идущая в этот момент мимо с огромной корзиной, заполненной овощами, видимо, возвращаясь с рынка домой.

– Уходим отсюда, давай, твое благородие, а то скоро те, кто по парку по твою душу шныряют, подскочат, – Василий моргнул, бросил ружье и пополз вслед за гвардейцем в сторону выхода с крыши.