|
Это был очень веский аргумент, но чувство долга возобладало, и я, торопливо поцеловав ее волосы, отстранился: - Если удастся, я сегодня еще вернусь к тебе! - Правда? - обрадовалась она, потом погрустнела. - Мадам может отправить меня к другому гостю… - Скажешь ей, что я оплачу эту ночь. - Это очень дорого! - Я все-таки почти князь, - усмехнулся я. - Жди, а сейчас мне нужно идти. Дом к полуночи был полон гостей. Похоже, что комендантский час на окраинах не очень соблюдался, хотя музыка звучала вполсилы и окна, несмотря на теплую погоду, были наглухо зашторены. Я пошел разыскивать своего Остермана, но его не оказалось ни в буфетной, ни в курительной комнатах. Предположить, что он может отказаться от халявы и уехать, я не мог и продолжил поиски. Генрих Васильевич отыскался у карточного стола. Играл он в ломбер, теперь забытую карточную игру, которая велась между тремя игроками: когда двое играют против третьего. Эта игра возникла в XIV веке в Испании. В России она была особенно распространена при Екатерине II, но просуществовала еще лет восемьдесят. Остерман был так сосредоточен, что лишь поднятой бровью показал, что видит меня. Он, кажется, был в большом выигрыше, во всяком случае, оба его противника явно нервничали и выглядели расстроенными. Карты меня не интересовали, и я присел на кожаный диван, в ожидании, когда мой приятель освободится. Однако ему было так не до меня, что он ни разу даже не взглянул в мою сторону. Просидев без дела минут двадцать, я встал, намереваясь найти хозяйку и спросить, приехал ли вожделенный жулик Алексашки, когда она сама вошла в комнату, вслед за высоким полным человеком с рыхлым лицом, в безукоризненно сидящем фраке. - Генерал, как же можно?! - громко, так что я услышал, сказала она ему в спину. Тот, не повернув в ее сторону головы, подошел к столу, где в полном молчании шестеро гостей играли в вист. Хозяйка не пошла за ним, остановилась недалеко от входа и укоризненно, если не сказать гневно, смотрела на высокомерную спину. Генерал не понравился мне с первого взгляда. У него была ноздреватая, бугристая кожа, рачьи глаза и подчеркнуто презрительные губы. Я подошел к «турчанке». Она рассеяно посмотрела на меня, вымучено улыбнулась и собралась уже выйти, когда я окликнул ее: - Сильвия Джулиановна, позвольте вас на два слова. - Да, князь, слушаю вас, - повернулась она ко мне. - Я хотел спросить, Александр Федорович, о котором вы упоминали, еще не пришел? - Нет, - до невежливости кратко ответила она. - У вас что-то случилось? Женщина как будто узнающим взглядом посмотрела на меня и кивнула: - Да, у одной из наших девушек сильный припадок. Боюсь, что она может умереть. Связать ее преследование гостя и презрительно-независимую спину генерала с припадком у девушки было несложно, и я предложил свои услуги: - Я немного разбираюсь в медицине и могу попытаться помочь… - Правда, князь? - разом оживилась она. - Буду вам крайне признательна! - Тогда пойдемте. Мы поднялись на второй этаж, и Сильвия провела меня в комнату, напротив той, в которой мы были с Юлией. Эта комната была декорирована совсем по-другому, чем Юлина, под обитель монашки. Стены покрывали обои из темного золотисто-коричневого шелка, а постель напоминала собой могильную плиту, покрытую угольно-черными простынями. |
