– Отлично.
– Мне тут еще часа два сидеть.
Было начало седьмого, и остальные сотрудники уже разошлись.
– Ладно, я побежал. Завтра увидимся, – сказал Микаель и ушел.
Томми подождал, пока хлопнет входная дверь, потом выпрямился, крутанулся в кресле и уставился в окно.
За весь день они так и не поговорили. Томми пришел в 10.30, на полтора часа позже обычного, после встречи с Широй, и сразу закрылся у себя в кабинете. Чувствовал он себя плохо, прямо‑таки заболел. Когда Трина сунулась к нему с пачкой документов, он попросил ее зайти позже. Но она больше не появилась. Зато вскоре пришел Микаель, явно озабоченный. Томми сказал, что, видимо, подхватил какой‑то вирус, и посоветовал держаться подальше:
– Вдруг заразишься.
И его оставили в покое, болеть никому не хотелось. Практически весь день он провел у себя в кабинете. Один раз только вышел за кофе и стаканом воды. Аппетита не было.
Вчера вечером или ночью в его кабинете кто‑то побывал и определенно рылся в бумагах. Он понял это по едва заметным мелочам: бумаги сдвинуты с места, клавиатура повернута чуть иначе, папки уложены стопкой, но в другом порядке – тут он не сомневался, потому что помнил, какие две папки в конце рабочего дня положил сверху. Один из архивных ящиков выдвинут, а на полу грязные следы. Окончательно он убедился, когда включил компьютер и зашел в «Систему GC»: там значилось, что кто‑то был залогинен под его именем в 4.21 утра. Конечно, доступ можно получить и с другого компьютера, но вопросы остаются: кому понадобилось заходить в систему в четыре утра и почему под его именем? С помощью системы каждый пользователь мог вносить конфиденциальную информацию, скрытую от остальных пользователей системы. Выходит, Микаель проверял, что за информацию внес Томми? Ведь никто, кроме Микаеля, этого сделать не мог. Только они двое знали коды доступа всех остальных сотрудников.
Сперва он хотел пойти прямо к Микаелю и потребовать объяснений. Но почему‑то раздумал. Может, оттого что был на грани нервного срыва. А может, из‑за фразы того полицейского: «Вы хорошо знаете вашего коллегу?»
Он и тогда пришел в замешательство, а теперь понимал еще меньше. Что им известно? Какой неведомой ему информацией о Микаеле они располагали?
Микаелю он не рассказал ни о визите полицейских из Службы безопасности, ни о разрыве с Широй. Просидел целый день в кабинете, чувствуя себя полной развалиной, и старался придумать, что предпринять.
Через пятнадцать минут после ухода Микаеля Томми отправился к нему в кабинет. Дверь была закрыта, но не заперта. Они вообще не имели обыкновения запирать кабинеты.
Томми стал посреди комнаты, огляделся. Неужели он в самом деле способен обыскать кабинет коллеги? Вдруг кто‑нибудь вернется? Вдруг придет Микаель и увидит, как Томми роется в его личных вещах?
Думать нечего – надо действовать. Если кто объявится, он что‑нибудь придумает. Сейчас не время.
Томми бросил взгляд на дверь. Закрыть ее или нет? Если закроется, он, конечно, меньше рискует быть обнаруженным – дверь в кабинет Микаеля видна сразу, едва войдешь в офис. С другой стороны, если его обнаружат за закрытой дверью чужого кабинета, все будет выглядеть еще более подозрительно.
Он оставил дверь приоткрытой. Подошел к письменному столу, сел и выдвинул верхний ящик.
Вы хорошо знаете вашего коллегу?
Он понятия не имел, что искать. В верхнем ящике лежали только ручки, скрепки и фотография его жены‑португалки. Томми взял снимок, всмотрелся. Он видел ее один‑единственный раз, когда она случайно заходила в офис. Насколько он понял, в Осло ей не нравилось, и она часто уезжала домой в Лиссабон. А Микаель, похоже, особенно не расстраивался. Сам он никогда не заговаривал о своей жене. Томми положил фотографию на место и закрыл ящик.
В следующих трех ящиках тоже ничего интересного не нашлось: какие‑то брошюры, пустые блокноты, зарядники для мобильного, мотки провода, коробки от телефонов, инструкции, дыроколы, степлеры и прочая офисная мелочь. |