Черчилль достал початую бутылку, вытащил пробку и налил бренди в хрустальный стакан.

            – Чтобы вы сдохли! – провозгласил он и сделал большой глоток. – И за победу!

            Черчилль вернулся в кресло, поставил бутылку на стол перед собой. С вызовом посмотрел на собеседника. Тот вздохнул.

            – Ладно вам, не в моем возрасте менять привычки… – Черчилль снова отхлебнул бренди. – Но разговор у меня с американцами получился забавный… А я-то вам сразу не поверил, все эти разговоры о Гавайях, о провокации нападения… Высказал я это все только потому, что меня разозлили эти намеки на, видите ли, угнетение Индии. Конечно-конечно, бедные индийцы… А сами Филиппины держат? Мы уйдем с них в сорок шестом году…

            Черчилль попытался сымитировать интонации Рузвельта, но получилось не очень похоже.

            – Ладно, потом посмотрим, – махнул левой рукой премьер. – Время покажет. До сорок шестого года, как мы с вами понимаем, еще дожить нужно. А потом что-то изменится… Но ведь это какими же тупицами нужно быть, чтобы вот так готовить войну против себя! Значит, если сами напасть не могут, то нужно подставить свой флот и давить на японцев дипломатически, отрезая пути к отступлению… Замечательно. Прекрасно! Нет, ну какое свинство! Нам они намекают, что ждут продвижения Японии на запад, в Россию. Великолепно! Кто же не хочет этого движения? Все в мире этого хотят. России осталось меньше месяца, она уже пропустила удар в челюсть и сейчас стоит, покачиваясь, и даже не пытается отбиваться…

            – У Гопкинса возникло другое впечатление…

            – Бросьте, Дэн, хоть вы не рассказывайте мне этих сказок! Сталин может сколько угодно прикидываться, играть уверенного и сильного… А вы слышали, что он пытался договориться с немцами? Через болгар пытался, готов был отдать все, что Гитлер и так у него уже занял? Будете утверждать, что это слухи? Слухи? Нет, вы скажите!

            – Я не буду комментировать ни это, ни что-либо другое, – спокойно произнес Орлов. – Но, как мне кажется, можно было бы проявить чуть больше уважения к тем, благодаря кому Лондон хотя бы не бомбят.

            – Даже так? Я, конечно, безмерно уважаю большевиков… Какую потрясающую речь я произнесу в парламенте по случаю взятия немцами Москвы… Со слезой и совершенно искреннюю… А сейчас я буду делать все, чтобы американцы не вздумали отправлять в Россию оружия, боеприпасов, алюминия… Все это нужно здесь, в Британии. Пока Америка не вступит в войну, нам придется в одиночку сражаться с нацистами, и я…

            Орлов похлопал в ладоши. Тихо и медленно. С легкой ухмылкой на загорелом лице.

            – Что? – спросил Черчилль. – Будете докладывать об этом Сталину? Об этих моих словах? Пожалуйста! Сколько угодно.