* * *

В среду утром одна из бульварных газет вышла с четырехдюймовым заголовком: «ПО ГОРОДУ РАЗГУЛИВАЕТ ВАМПИР».

2

Он приподнял ее руку и провел языком по внутренней стороне нежного запястья. Женщина застонала, откинув голову назад и часто дыша.

«Еще не время».

Он внимательно наблюдал за ней, и только когда она приблизилась к вершине блаженства, а ее тело стало бешено извиваться под ним, он зажал острыми зубами и прокусил тонкую пульсирующую вену у основания ее большого пальца. Легкая боль почти ничего не добавила к более бурным ощущениям, и, пока она утопала в волнах оргазма, он насыщался.

Они одновременно достигли пика наслаждения.

После он протянул руку и мягко отвел с ее лица влажный локон каштановых волос.

– Благодарю, – тихо сказал он.

– Нет, это я тебе благодарна, – пробормотала женщина, ловя его руку и целуя в ладонь.

Какое‑то время они лежали недвижно; она погрузилась в полудрему, а он любовался игрой света на мягких изгибах ее тела, проводя кончиком пальца по голубым венам на белой коже. Теперь, когда он насытился, вены больше не доводили его до безумия. Удостоверившись, что его слюна, обладавшая заживляющим эффектом, остановила кровь, сочащуюся из крошечной ранки на запястье, он разжал объятия и прошел в ванную комнату.

Любовница пробудилась, когда он одевался.

– Генри?

– Я здесь, Кэролайн.

– Вижу, но ты ведь собрался уходить.

– Мне нужно работать. – Он натянул через голову свитер и вынырнул из него, заморгав от внезапно вспыхнувшего света прикроватной лампы. За долгие годы он отучился шарахаться от света, но все равно повернулся спиной к его источнику, чтобы чувствительные глаза немного привыкли.

– Почему ты не работаешь днем, как все нормальные люди? – упрекнула его Кэролайн, натягивая на себя стеганое одеяло и уютно сворачиваясь под ним в клубок. – Тогда ночи у тебя освободились бы для более приятного дела.

Он улыбнулся и ответил не лукавя:

– Днем я не умею думать.

– Писатели... – вздохнула женщина.

– Писатели, – согласился он и, наклонившись, чмокнул ее в нос. – Мы особое племя.

– Ты позвонишь мне?

– Как только выдастся время.

– Мужчины!

Он протянул руку и выключил лампу.

– И это тоже.

Ловко уклоняясь от цепких рук, Генри Фицрой поцеловал ее на прощание и беззвучно пересек спальню, а затем и темный коридор. Он услышал, как за его спиной дыхание женщины изменилось, и понял, что она уснула. Обычно Кэролайн засыпала сразу после того, как заканчивался акт любви, и поэтому не знала, когда он уходит. Это было одно из тех качеств, которые он больше всего в ней ценил, – оно означало, что они редко затевали неприятные споры о том, остается он на ночь или нет.

Прихватив пальто и ботинки, он вышел из квартиры и, навострив уши, прислушался, как щелкнул замок. Во многих отношениях теперешние времена были самыми безопасными. Но во многом как раз наоборот.

Кэролайн даже не подозревала, кем он был на самом деле. Для нее он был не более чем редкой приятной интерлюдией, партнером, дарящим секс без чувства вины. Ему даже не пришлось особенно стараться, чтобы все так получилось.

Глядя на свое отражение в зеркальных дверях лифта, Генри нахмурился.

– Этого мало. – Беспокойство внутри него уже давно нарастало, почти не ослабляя хватки. Насыщение помогло с ним справиться, но не до конца. Подавив возглас разочарования, он повернулся и с силой ударил ладонью в пластиковую стенку. В замкнутом пространстве удар прозвучал как выстрел, и Фицрой уставился на трещины, разбежавшиеся из‑под его руки.